Владимир Буров - Ты – Достоевский. 17-й год

– Как это хорошо, как прекрасно, красиво. Вот бы и здесь так было, как там написано!

Можно думать, что Сальери увидел у Моцарта жизнь такой, какой она предстает в Библии, а у себя, как в жизни. Ибо Библия это и есть Райская песня! Сальери или не верит в существование этой жизни, или не хочет, чтобы она существовала. Думаю, что второе, ибо не верить в существование Библии нельзя. Красота эта существует, ибо это очевидно. И именно эта красота и спасет мир. Мир спасет мир, встающий из Библии. И не только из Нового, но и из Ветхого Завета.

Но тогда Сальери – это дьявол.

Сальери наслаждается текстом Библии, но слушать дальше не хочет. Почему? Значит, он думает, что здесь, на Земле, как в Раю не будет никогда. Нет этого перехода из Рая на Землю. А как же тогда попали сюда Адам и Ева? Значит эта дорога все-таки существовала.

И все-таки, когда может начаться инициация: при убийстве Моцарта, или при прослушивании его райских песен? Если бы об этом спросить Бориса Парамонова, он бы сказал, что Кука, конечно, надо было съесть. Пользы больше. Для синих. Для них нет ничего лучше, чем нас съесть. Остальное не приживется. Спасать они нас не будут. Почему? Потому что он не верит в детскую мечту Аватара, не верит в синих, тем более, что не верит в того человека, который мог бы получиться при их, так сказать, женитьбе. То есть не верит в двух сыновей гармонии:

– Моцарта и Сальери. – Один из них должен умереть.

Но ведь не стал Сальери таким же сильным и смелым, как Моцарт!

Хочет ли Свидригайлов быть таким, как Раскольников? Да, но не совсем так. Он не хочет быть Моцартом, но не хочет и убивать его. Он хочет жить с ним через стенку!

Текст Достоевского:

– По-почему… вы знаете? – прошептал он, едва переводя дыхание.

– Да я ведь здесь, через стенку, у мадам Ресслих стою. Здесь Капернаумов, а там мадам Ресслих, старинная и преданнейшая приятельница. Сосед-с.

– Вы?

– Я, – продолжал Свидригайлов, колыхаясь от смеха, – и могу вас честью уверить, милейший Родион Романович, что удивительно вы меня заинтересовали. Ведь я сказал, что мы сойдемся, предсказал вам это, – ну вот и сошлись. И увидите, какой я складной человек. Увидите, что со мной еще можно жить…

Вот так вот, SW предлагает ЖИТЬ ВМЕСТЕ. Как и в Библии говорится, что нельзя до времени разделить истину и ложь.

Но и здесь это не вышло: Свидригайлов застрелился.

Появление Аркадия Ивановича Свидригайлова.

Появление Свидригайлова воспринимается, как радость, как плюс, как спасение. Раскольникову снился кошмар, связанный с убийством старухи, но Свидригайлов его разбудил.

– Сердца его стеснилось, ноги не движутся, приросли… Он хотел вскрикнуть и – проснулся.

Он тяжело перевел дыхание, – но странно, сон как будто всё еще продолжался: дверь его была отворена настежь, и на пороге стоял совсем незнакомый ему человек и пристально его разглядывал.

Раскольников не успел еще совсем раскрыть глаза и мигом закрыл их опять. Он лежал навзничь и не шевельнулся. «Сон это продолжается или нет», – думал он и чуть-чуть, неприметно опять приподнял ресницы поглядеть: незнакомый стоял на то же месте и продолжал в него вглядываться. Вдруг он переступил осторожно через порог, бережно притворил за собой дверь, подошел к столу, подождал с минуту, – всё это время, не спуская с него глаз, – и тихо, без шуму, сел на стул подле дивана шляпу поставил сбоку, на полу, а обеими руками оперся на трость, опустив на руки подбородок. Видно было, что он приготовился долго ждать. Сколько можно было разглядеть сквозь мигавшие ресницы, человек этот был уже немолодой, плотный и с густою, светлою, почти белою бородой…

Прошло минут с десять. Было еще светло, но уже вечерело. В комнате была совершенная тишина. Даже с лестницы не приносилось ни одного звука. Только жужжала и билась какая-то большая муха, ударясь с налета об стекло. Наконец это стало невыносимо: Раскольников вдруг приподнялся и сел на диване.

– Ну, говорите, чего вам надо?

– А ведь я так и знал, что вы не спите, а только вид показываете, – странно ответил незнакомый, спокойно рассмеявшись. – Аркадий Иванович Свидригайлов, позвольте отрекомендоваться…

Далее Привидения.

«Привидения – это, так сказать, клочки и отрывки других миров, их начало. Здоровому человеку, разумеется, их незачем видеть, потому что здоровый человек есть наиболее земной человек, а стало быть, должен жить одною здешнею жизнью, для полноты и для порядка. Ну а чуть заболел, чуть нарушился нормальный земной порядок в организме, тотчас и начинает сказываться возможность другого мира, и чем больше болен, тем и соприкосновений с другим миром больше, так что когда умрет совсем человек, то прямо и перейдет в другой мир».

«Ты болен, стало быть, то, что тебе представляется, есть один только несуществующий бред».

– Я согласен, что привидения являются только больным, но ведь это только доказывает, что привидения могут являться не иначе как больным, а не то, что их нет самих по себе.

Герметическая философия. Там обрывки других миров являются инициированным. Там больница и инициация практически одно и то же. Как в Пиковой Даме А. С. Пушкина. Больница необходима для того, чтобы излечиться от сна реальности. Можно подумать, что инициация начинается с того, что человек берет на себя чужой долг.

Грехи людей. Преступления. Берет на себя наказание за преступление, которое не совершал. Но он должен ощутить то преступление, как своё. И так происходит с Раскольниковым. Он сам идет на преступление, но не совершает его. Достоевский здесь описывает процесс инициации. То есть процесс, в котором Бог дарует человеку жизнь.

Соня тоже видит признак. Она видит отца своего после того, как он уже умер. Раскольников слышит, как помощник квартального надзирателя избивает его хозяйку. Свидригайлов несколько раз видел Марфу Петровну после смерти, видел Фильку с продранным локтем. Все это происходит примерно в одно время. Как в «Мастере и Маргарите» чудеса, необыкновенные происшествия происходят в ограниченном отрезке времени. Когда W со своей свитой посещают Москву. А здесь они посещают Петербург.

Часто, именно часто, а не неоднократно, здесь упоминается Лазарь. И воскресение его. Можно подумать, что он и присутствует здесь. Лично. Кто бы то мог быть?

Это Семен Захарыч. Как сказал бы Порфирий Петрович:

– А больше некому.

По Библии у него вроде бы нет жены, нет дочери, а здесь есть. Это Катерина Ивановна и Соня. Но на самом деле мы толком не знаем родственных отношений героев Библии.

Там нет такого, чтобы как в романе описывать героя полностью. Не показывается в Библии вся подноготная содержанием. Большое значение имеет сама конструкция. И не только произведения, но и отдельного предложения. В романе никогда бы не было такого, как в Библии с Иосифом, мужем Марии. Дева Мария есть, Иисус Христос есть, а земной отец Его, дающий Иисусу родство по линии Давида, исчез. Так не бывает. В романе не бывает. Роман обладает логикой жизни. И Библия тоже. Просто Библия сделана, как реальный мир. И, следовательно, нельзя сказать всего в книге. Половина информации зашифрована в самом человеке. И Библию можно рассматривать, как машину для дешифровки.