Андрей Ларионов - Широко шагая

– Мама, мама! – кричала девочка, но кругом была только тьма и тонны пыли витали в воздухе. А потом когда немного пелена рассеялась, при свете разгорающихся пожарищ руин предприятия, Влад увидел умирающую мать в окровавленной серой одежде, как-то бессмысленно и нелепо корчащуюся на раскрошенных кирпичах предприятия. Ее губы что-то едва шепчут, а глаза стали какими-то мутными и чужими. Ее тело подергивается неестественно судорожно. Мальчик пристально всматривается в мать, пытается осознать, что сейчас произошло очень страшное и непоправимое, что он уже никогда не забудет, что не будет давать ему покоя потом в кошмарных снах. Мать умерла после непродолжительной предсмертной агонии. Пыльное лицо женщины, казалось, еще больше посерело, волосы безжизненно трепыхались от ночного ветра. Сухие потрескавшиеся губы перестали шевелиться. Как во сне, он с сестренкой прильнул к мертвой матери, плакали навзрыд, осознавая реальность, так внезапно вторгшуюся в их детскую жизнь. Слезы мешали им весь видеть земной ад, окружающий их кругом, разглядеть фрагменты тел, разбросанные вместе с обломками бетона и кирпича. А огонь все больше охватывал деревянные и горючие материалы, разбросанные в этих руинах.

Американцы бомбили Белград в ночи еще до утра. А потом наступила благодатная тишина, но в ушах еще звенело, гудело от ночной бомбежки. Дети дрожали от страха, сидели, прижавшись к уцелевшей кирпичной стенке. Сон не шел, хотя покрасневшие веки Али и Владимира временами смыкались от неимоверной усталости и пережитого шока. Но нет, утренняя бомбежка не продолжилась долго, одиночный взрыв уже затерялся в звенящей пустоте обреченного города. И мальчику сейчас казалось, что если бы отец сейчас был бы рядом с ними, то ничего бы этого не произошло. Истребители бы не бомбили город, мама не валялась бы мертвая на кирпичах, не было бы всей этой бессмысленной войны взрослых. Но отец тоже был на этой войне, он уже больше месяца не появлялся дома, и мать говорила, что он отдает долг родине. А еще она говорила детям, что русские им помогут, потому что они нам как братья, и не допустят, чтобы натовцы вторглись в страну. Югославия будет в союзе с Россией. Но всего этого не случилось. Русские так и не смогли помочь. Отец больше не вернулся домой, наверное, где-то погиб на поле брани в этой войне. И сейчас смерть настигла их мать, оставив двоих сирот одних испуганно дрожать от звуков разрывающихся бомб. И американские самолеты летали в славянском небе, безнаказанно бомбили город…

***

А в далекой Америке, сидя на диване, американец пил пиво, хрустел чипсами и смотрел очередной выпуск новостей. Диктор с какой-то радостью и гордостью сообщал, что союзные силы начали военную операцию в Югославии. На экране телевизора показывали авианосцы союзников, ночной Белград, летающие в ночном небе американские самолеты и бомбовые удары, разрушающие город неумолимо и быстро, превращая его в руины. «Вся Америка понимает всю ответственность, которая возложена на нее в этой военной компании, и доведет ее до конца. Америка испытывает гордость за тех, кто отстаивает национальные интересы США на Балканах, кто будет проводить миротворческую операцию в самое ближайшее время», – говорила женщина с экрана…

(2008).

Перрон был пуст. Теплое июньское солнышко нагревало асфальтные платформы, рельсы и шпалы, пропахшие смолой. Солдатик в немного помятой форме постоял на перроне, а затем зашагал в сторону маленького вокзальчика, который, казалось, светился под лучами светила. Настроение у него было таким же солнечным как и этот день. «Домой», – мелькала мысль радостная в голове. А дома уже, наверняка, мама, невеста заждались. Дембель пришел незаметно для него. Три года пролетели чередой серых однообразных солдатских дней, два года по призыву и последний год по контракту в Чечне. Все позади, нелегкий этап в его жизни остался позади. А впереди солдату уже виделась широкая солнечная дорога в жизнь. Он с улыбкой всматривался в золотистую даль, где сверкал очень далекий солнечный зайчик, отраженный в окнах, какой-то одинокой постройки.

Затем Роман присел на деревянную скамейку, что стояла перед оранжевой вокзальной постройкой. Солнце почти сразу стало нагревать форму, чищенные черные сапоги солдата. Рядом с ним сел какой-то старичок с густыми белыми бровями и бородой как у Мазая.

– Домой, после армии? – хитровато щурясь, спросил у Ромки дед. Один глаз казался чуть меньше другого, от такого выражения старого человека.

– Да, домой, – солдат отметив про себя, что улавливает в своем голосе нотки скрытой радости.

– А кто дома тебя ждет? – по-доброму заулыбался старик.

– Мама и невеста, – с охотой ответил молодой человек, представляя в своем сознание минуту встречи с этими близкими людьми.

– Ась, невеста? – переспросил слегка глуховатый старик.

– Ну, да невеста. Если вы заметили, то я уже взрослый, вот и ждет меня дома невеста… – с улыбкой говорил Роман.

– Молодец, все будет хорошо. Приедешь домой крепко расцелуй своих близких, – советовал старик, и сам улыбался, похоже, он что-то вспомнил из своей жизни похожее. Возможно, что лет пятьдесят назад, такой же двадцатилетний парнишка в помятой военной форме ждал поезда, мечтал скорей приехать домой.

– Хорошо, – соглашался солдат.

– А я вот сына своего так и не дождался. В Афгане погиб, похоронку прислали, а я так надеялся, еще года два ждал после этого, думал, что однажды увижу его. Часто, часто видел его в свои снах, видел маленьким карапузом, – старик говорил с чувством, его усы и борода шевелились от сильных мимических усилий лица. Продольная глубокая морщина, как трещина прошлась по лбу старого человека.

Роман понимающе закивал головой. Солнце уже невыносимо жгло его волосы и сапоги, но уходить в тень он не хотел. Старику нужна была в эту минуту поддержка, это можно было понять по блеску в старческих глазах, он нуждался в сыне. Сын был его надеждой, гордостью, в котором он видел продолжение самого себя. Но война, унесла его жизнь безвозвратно. Ромка вдруг вспомнил про своих друзей, которых он потерял в Чечне. Они ушли навсегда и их не вернуть. Каждому поколению выпало по войне: Великая отечественная война дедам и прадедам, Афганистан – отцам и две компании в Чечне – нам молодым. И те, кто прошли этой тяжелой тропой войны, всегда будут помнить тех, кто не дошел до конца, они будут жить в их сердцах.

Сонный голос вокзального диктора предупредил о том, что по второму пути пройдет товарный состав поезда. И через пару минут мимо вокзальчика, сияющего под солнцем уже мчался тепловоз с длинным составом вагонов. Грохот и скрежет прервал разговор двух людей, и они просто сидели на лавочке и смотрели, как вагоны с соляркой уносятся куда-то в солнечную даль, туда, где еще до разговора со стариком Ромке чудилась широкая солнечная дорога. Разомлевшая природа притихла под июньским кубанским солнцем. Она тоже слушала, как стучат колеса поезда. И только тутовое дерево, что стояло рядом со станцией, шумело листьями песню о жарком лете в кубанской станице, говорило о степных просторах, где гуляет свободный ветер, колышет иссушенную траву.