Паратиков Павел - Шаг на пути к небу. Роман

В начале февраля 1915 года, Кирьян Семёнович Бандурин погиб в конной атаке. Григорий с товарищами выхлопотали отпуск, чтобы отвезти тело друга родным. Командование пошло им на встречу. Хорошо служили казаки, чем и вызвали к себе расположение начальства. Две недели добирались они с гробом до дома. Сложным и долгим был их путь, но обещание данное товарищу они выполнили, похоронив его на станичном погосте. После этого случая, Семён Евсеевич считал всех четверых своими сыновьями, и относился к ним соответствующе. Гражданскую войну пережил только Григорий.

– Здорово жавётя, станишныя. Через несколько минут Гриша стоял на пороге.

– Слава Богу, Григорий Митрофаныч, слава Богу! – вставая и подавая руку для приветствия, ответил Семён Евсеевич.

– Проходь. Поглянь, радость то у нас кака велика.

Матвей встал из-за стола и они обнялись.

– Слава Богу, Матвеюшка, слава Богу, – не разжимая объятий, прошептал Григорий. – Возвращаются казаки-то, не всех извели, стало быть, а Сямён Явсеич? – произнёс он уже в полный голос.

– Господь милостив, слава Тебе Господи, – взглянув на вновь поставленную икону, перекрестился отец.

– Нету переводу казацкому роду, – добавил он и убежал в соседнюю комнату.

Через некоторое время, Семён Евсеевич вышел в шальварах с красными лампасами и двумя георгиевскими крестами на рубахе.

– Не извядутьси казаки вовек, – гордо, и торжественно, как на параде, отчеканил он.

Разжав большую ладонь, отец протянул георгиевский крест сыну.

– Вот Матвей Семёныч, и твой крест сберёг. Надень за-ради праздника. Он прицепил орден на мокрую от пота рубаху сына.

Через некоторое время прибежали запыхавшиеся рыбаки.

– Братушка, – кинулся с объятьями Андрей к старшему брату. – Живой, здоровый, вот это радость, – он с трудом переводил сбитое дыхание.

– Сынка ж вот твой, – Андрей отошёл в сторону, Арсений стоял позади.

– Здоров, батя. Они, обнявшись, долго стояли, не говоря ни слова. – Жаль, что мама тебя не дождалась. Померла. Парень заплакал в плечо отца, которого видел в первый раз в жизни, но которого так любил и ждал.

– Она там у Господа зараз радуется, и молится о нас. Всё таперича будет хорошо, не переживай.

Мария Тимофеевна, только вроде успокоившись, опять начала всхлипывать, и утирать слёзы платком.

Ещё несколько минут отец с сыном молча постояли, обнявшись.

– Ну, пойдём сынок, за стол, – выпуская парня из объятий, прошептал Матвей. – А то я почитай уж дня два как не ел.

– Пойдём, пойдём, бать, – согласился Арсений, и они сели за стол, на котором в центре стоял казанок с картошкой и грибами. Все молча жевали, по – очереди ныряя в него ложками, то и дело поглядывая на Матвея.

– Ну как ты там сынок, жил-то всё енто время? – нарушил тишину Семён Евсеевич.

– Да дай хоть поесть сыну, – попыталась вмешаться жена, но он осадил её строгим взглядом, дав понять, что не стоит перебивать его, ещё и на людях. Без лишних слов она всё поняла.

– Да как жил бать, по-разному бывало, – дожевывая, ответил Матвей. – В основном с конями всю дорогу. Может енто и спасло. Он положил ложку на стол.

– Круглый год лес валили. Мужиков понадорвалось да поумирало много, а казаки то лошадники знатныя. Мы всё больше с лошадьми. Вывозили лес в основном, да на конюшнях работали. Так Бог и миловал. Он перекрестился. За ним повторили все.

– Слава Тебе Господи, – прошептала мать.

– Из наших станичников, со мной всю дорогу полковник Беляев был. В двадцать восьмом годе помер он. Матвей помолчал. – Убили его, – добавил он вздохнув.

Помолчав ещё немного, воспроизводя в памяти те события, он продолжил.

– Тот год голодно у нас было. Пайки урезали, приказали пояса затянуть. Кризис какой—то у их там образовался с поставками продовольствия в лагерь. Казаки на конюшне овсом маленько подкреплялись, а мужикам на делянке вообще голодно было. Михал Кузьмич очередной рейс леса вывозил. Оголодавшие мужики хотели коней евойных порезать да поесть. Когда охрана на шум прибежала, он уже порубанный топорами лежал. Матвей опять остановился и задумался.

– Жизнь положил, а коней уберёг казак. Этих прям там и постреляли, когда они на конвойных с топорами кинулись, а его конюшни привезли. У меня на руках и отошёл. Царствие ему небесное. Все опять перекрестились.

– Перед смертью наказал мне, как вернусь, за семьёй его приглядеть. Надоть на днях наведаться к ним, рассказать про батьку. А то ещё ждут поди. Матвей посмотрел на отца.

– Ой, бяда, – вздохнул Семён Евсеевич. – Прасковью Ляксеевну уж лет семь как схоронили. Настасья одна двоих братьев тянет. Всем миром помогаем, кто чем может. А батьку они ждали, ох как ждали. Отымишь ты у их надежду. Отец покачал головой. – Но и не сказать нельзя. Надоть, щоб знали.

– Ну, спаси Христос за угощения. Матвей встал из-за стола. – Разрешите прилечь, отдохнуть. Чую, сил уже совсем не остаётся, надоть поспать малость.

– Ой, – конечно, конечно, сынок, приляг отдыхать, я постелю. Мать быстро юркнула в спальню. Матвей пошёл за ней. Мария Тимофеевна, организовала постель. Он сел на кровать, стянул сапоги с тяжёлых ног, снял свою грязную и мокрую от пота рубаху, с прицепленным отцом «егорием», и посмотрел на мать.

– Спаси Христос мамань, що дождались. Женщина опять не сдержала слёз. Встав на колени перед сидящим на кровати сыном, она обняла его ноги.

– Тебе спасибо, що возверталси, сынок. Он положил свои руки ей на голову, и они просидели так несколько минут.

– Ну, всё мам, я выключаюсь, – заваливаясь на кровать, уже в полудрёме, пробормотал Матвей. Она помогла ему закинуть ноги, поцеловала его, и вышла из комнаты. Бандурин, полежал несколько минут, глядя в потолок засыпающими глазами. И с не сходящей с лица улыбкой провалился в глубокий сон.

Проснулся Матвей ближе к полудню. Рядом с кроватью, на стуле, лежали аккуратно сложенные его рубаха и штаны. Всё было выстирано и накрахмалено. Под стулом стояли начищенные сапоги, накрытые свежими портянками. Он оделся и вышел из комнаты. Дома никого не было. С улицы доносились голоса играющих детей. Матвей вышел во двор. На крыльце резвились Андрейкины сыновья. Они то заскакивали, то соскакивали с нижней ступеньки, соревнуясь, кто дальше прыгнет.

– Здорово жавётя, казаки! – прервал он их соревнования.

– Свава Богу! – ответили мальцы в один голос, не отрываясь от своего важного занятия.

– А куды ж все подевались-то? – поинтересовался Матвей у племянников.

– Все на лаботе, – ответил тот, кто постарше. – А бабушка в оголод пошва.

– А, ну понятно. Он вдруг вспомнил, что вчера, даже не познакомился с ребятнёй.

– Как же звать-то вас, казаки, – спускаясь по лестнице, и садясь на нижнюю ступеньку, поинтересовался дядька, – давайте знакомиться, что ли?