Борис Давыдов - Ступени

Марта спокойно смотрела на Фёдора, удивляясь, как быстро он успел опьянеть.

– Вот я и думаю, – не услышав ответа от гостьи, продолжил он: – а не запудрила ли ты Ванюхе мозги? Наверно, запудрила, а он поверил. Или он из-за хорошей жратвы у тебя живёт, работат на тебя? Вам чай на дом привозят разной всячины, это не нам – работягам. Поэтому таки белы и ходите, расфуфыренные.

Руфина не выдержала.

– Федька, постеснялся бы Марту, что ты вздор несёшь. Иди, пей коньяк, а то отберу.

Бурча что-то под нос, Фёдор вновь скрылся. Марта обратилась к Руфине:

– Руф, ответь мне, пожалуйста, Ваня пишет тебе письма?

Не зная, куда клонит гостья, Руфина оживлённо заговорила:

– Пишет, как не писать. Всё подробно описывает: какие там сопки, деревья, про климат писал, что зима в том краю, где он, мягкая. Правда, снега, говорит, много.

– А в последнем письме он ничего особенного не писал?

– Что ты имеешь в виду? – заволновалась Руфина. – Вроде ничего особого не писал.

– А мне недавно написал. – Марта пронизывающим взглядом смотрела на Руфину. Та ещё больше заволновалась.

– Марта, ты чего на меня так смотришь?

– Да всё думаю: скажешь ты мне правду или не скажешь.

– Какую правду?

– Ту самую, о которой тебе Ваня написал, а ты её от меня скрываешь. Он и мне бы написал, да кто я ему? Его учительница-профессорша, которая его многому успела научить, но не успела научить говорить правду…

Слушая печально-скорбный голос Марты, видя её затемнённое грустью лицо, Руфина поняла: эта строгая, красивая женщина только добра желает её племяннику.

– Марта, Ваня недавно прислал мне письмо, о котором строго-настрого просил никому не говорить, иначе у него будут крупные неприятности. Но тебе я расскажу, тебе можно. – И Руфина стала подробно рассказывать, о чём ей написал Иван, а главное – что надо говорить работникам райвоенкомата или другим официальным лицам, которые могут придти к ней.

Внимательно выслушав женщину, Марта спросила:

– К тебе кто-то приходил из официальных лиц? И если приходил, ты всё сделала правильно, о чём Ваня просил?

– Марта, конечно, я всё правильно сделала. У меня были только из райвоенкомата, и они ничего не писали, только спрашивали. Целый час, наверное, всё выспрашивали, выпытывали. А я серьёзная такая с ними была. Здесь же вот сидели, на кухне.

– А Фёдор в это время где был?

– Он на работе был, он всегда в первую смену работает. Не-е, Марта, я вижу, что ты хочешь спросить: мол, не проболталась ли я про это письмо, да про разговор с военными Федьке. Нет, ты что. Мне и Ваня запретил, кому бы то ни было говорить. Я только тебе.

– Правильно, Руфинушка, ты всё сделала, умница. Я вот только думаю: почему Ваня мне про всё это не написал? Ко мне ведь тоже могли прийти, он больше года у меня жил. – Марта склонила голову.

Руфина, тяжело вздохнув, сказала:

– Наверное, постеснялся тебе написать про то, что задумал. Это меня он не стесняется, я ему вместо матери с девяти лет была, в бане его лет до двенадцати мыла. Уж большой был, волосы росли везде. С чужой тётей он разве ходил бы в баню? – Переведя дух и помолчав несколько секунд, Руфина продолжала: – Учила я его и хорошим манерам, и чтобы чистоплотным был, следил за руками, ногтями. Чтобы носки всегда чистые были, и не дырявые…

Марта похвалила Руфину за правильное воспитание племянника и, поговорив с ней ещё несколько минут, стала собираться домой. Из передней был слышен голос Фёдора.

Руфина недовольно поморщилась:

– Марта, посидим ещё? Давай я чайку тебе налью.

Марта улыбнулась глазами:

– Спасибо, больше не хочу. Я и без чая посижу. А ты говори, говори, я тебя слушаю.

– Спасибо. Ты уж прости: тебе, наверное, не понравилось у меня, а что я сделаю? Трезвый, Фёдор, мужик мужиком, как только выпьет, начинает с телевизором разговаривать. Точнее не с телевизором, а кто передачи ведёт или… В общем, дурью начинает мужик маяться. Если по телевизору кого-то хвалят из высоких чинов, ему это не нравится – начинает передразнивать кого-нибудь. Когда по областному радио говорят, ему тоже часто не нравится – начинает их костерить. И такое с ним бывает, когда даже не очень много выпьет. – Руфина посмотрела на дверь, за которой разговаривал Фёдор. – А на работе хвалят его, он плотником работает. И зарплату хорошую приносит, ещё подкалымливает – срубы в соседних деревнях делает. Банька у нас в огороде, так он её капитально отремонтировал, потом двор; в коридоре пол перебрал – хозяйственный мужчина, весь дом на нём. – Похвалив своего сожителя, она с грустью посмотрела на Марту. – А в гости с ним хоть не ходи – уснёт, сюда кто приходит – то же самое. Вот на трезвого любо-дорого посмотреть: и чуткий, ласковый, обеды готовит. Да, ещё мебель разную делает, игрушки.

Марте захотелось хоть чем-то поддержать эту женщину, похоже, нелёгкой судьбы.

– Это хорошо, что у Фёдора любое дело в руках спорится. Он, можно сказать, творческий человек, а таким некогда о дурном думать. И твой, я смотрю, не буянистый, не драчливый, матом не ругается.

Руфина повеселела:

– Да нет, матом ругается, но редко – знает, что я не люблю мат. А грубость в нём наносная, копни глубже, он добряк добряком. Я думаю, он иногда специально грубо ведёт себя, чтобы показать: дескать, я сильный, бойтесь меня. Это у многих мужчин невысокого роста, мне кажется, комплекс неполноценности. А погладь такого, как Фёдор, скажи ему ласковое слово и он растает, горы свернёт.

В кухне опять появился Фёдор. Слегка покачиваясь, он сказал:

– Красива ты баба, Марта, но и Руфочка тоже красивая, я её очень люблю. И она меня любит, потому что нежная. А такие как Руфочка и ты, Марта, очень нежные, потому что вас любят мужики. Кого любят, все нежные, как домашни кошки. А как вас таких смачных не любить? Но свою я особо люблю: её и там есть за что ухватить, и там. А руку положишь на одно место…

Марта ещё в первый приезд в этот дом поняла, что с Фёдором надо вести себя так, как обычная женщина.

– Значит, Федя, ты пухленьких женщин любишь? – усмехнувшись, спросила она.

– М-м, как комар крови. Не люблю тощих. Тощую и взять не за что и погладить, кроме сухой кожи, нечего. А ты, Марта, я смотрю, тоже гожа, мне по всем габаритам подходишь. Но и Руфочка гожа. Да… – Фёдор обвёл хмельным взглядом потолок, потрогал щетину на подбородке. – Помнится, я с Ванюшкой тоже об этом, обо всём разговаривал, он хоть и молод, а понимал меня. И такого же мнения о бабах, как я. У нас с ним вкусы сходятся.

– Сомневаюсь я, чтобы Ваня мог на такие темы говорить, – осторожно заметила Марта. – А во-вторых, у него может измениться и вкус, и мнение о женщинах. Он действительно ещё очень молодой.

– Вряд ли Ванька изменит свой вкус, – безапелляционно заявил Фёдор. И куда только его хмель подевался. – Ваня, если что сказал, его слово железное. Он не по годам рассудительный мужик. И обо всём имет своё мнение. О бабах тоже, скажу по секрету вам. – Фёдор вдруг осклабился, но тут же сделал серьёзное лицо. – Бабы, – продолжил он, – это мой любимый конёк, и Ваньке я много чего полезного рассказывал. Он мне всё спасибо говорил и со мной он откровенничал, но об этом я вам не скажу.