Борис Давыдов - Ступени

– Это происки моих врагов, – пошутил Иван. – А я назло им химичу.

– Ванька! – неожиданно выкрикнула девушка и, бросившись ему на шею, стала его целовать…

Она оставила ему свой адрес и, на всякий случай, домашний телефон. «Мало ли что: вдруг надо что-нибудь будет, – сказала она. – А можешь просто в гости к нам прийти. В общем, звони или приходи – я буду тебя ждать».

Иван шёл к госпиталю; обмякшая душа его пела, летала… Он готов был прыгать, скакать, драться на ринге с любым противником, настолько он был счастлив, благодарен Лии, что она хоть на короткое время вернула его в совсем другой мир: мир блаженства, мир безгрешных поцелуев. До этого он считал, что лучше его вряд ли кто умеет целоваться. Нет, он, можно сказать, ещё мальчик в этом деле. Лия – вот кто настоящая целовальщица!

После этой встречи Иван несколько дней чувствовал на своих припухших губах привкус губ девушки – это был незнакомый привкус девичьей чистоты и непорочности – так ему казалось. Чувствовал он и моральный подъём и ещё что-то незнакомое, но очень приятное. Одновременно с этим, вспоминая Марту, тяготило чувство вины перед ней. «Прости меня, Мартушка, но поцелуи, я думаю, простительны солдату. Это ведь не измена, – оправдывал он себя: – Когда любимая женщина далеко, а рядом такая девушка! И сердце как-то странно щемит».

Перед тем, как попасть в госпиталь, Иван отправил Марте письмо, в котором просил пока ему не писать, обещая объяснить причину позднее, возможно, месяца через два.

Письмо со странной просьбой Марту обеспокоило. Вечером она позвонила Руфе, у которой однажды была с Иваном, и напросилась к ней в гости.

Положив в пакет две пачки индийского чая, коробку конфет, импортное печенье и бутылку коньяка, вечером отправилась к Руфине.

Ради встречи с Мартой хозяйка нарядилась в выходное платье, свободный покрой которого скрывал её роскошные формы. Не больно она любила их выпячивать. Её сожителю Фёдору, наоборот, нравилось в ней всё, особенно то, что ниже талии. «Чего ты смачный зад свой скрываешь? – порой возмущался он. – Некоторые панихиды (так он худых женщин называл) стараются подложить под свою одёжку что-то, чтобы казаться повиднее, а ты прячешь таку красоту». На лице Руфины в этот момент мелькала довольная улыбка.

Сейчас она волновалась, поджидая гостью. С чем та придёт, с какими новостями. И лишь Марта появилась на пороге, она засуетилась:

– Доброго здоровья тебе, наша благодетельница, здравствуй, наша радость.

– Какая я тебе благодетельница, – поздоровавшись, улыбнулась Марта, – чем я тебя облагодетельствовала.

– Как же, – всплеснула руками Руфина: – телефон нам провела, нам бы никогда его не поставили; Ванюшку моего подучила, в институт помогла ему поступить. Советы нам даёшь, это разве не благодетельница?

Марта сняла с себя итальянскую шубку, повесила её на вешалку в прихожей; на полку положила шапку из меха горностая. Подняв с пола пакет, принесённый с собой, передала его Руфине.

– Это гостинцы от меня.

Фёдор всё время, пока Марта раздевалась, смотрел на неё. Непонятно ему было, как это профессорша запросто пришла к ним. А уж когда увидел её в слегка приталенном платье, сказал:

– Во, Руфа, смотри на человека, хоть профессорша, а не стесняется свой зад показать. А он не меньше твоего, и вся она фартовая. И ты бы…

Руфина попыталась урезонить его:

– Помолчи, Фёдор, не забывайся.

– А чё, если красива баба, её и похвалить нельзя? Была бы ты доска, я бы к тебе ни в жизть не пришёл. Сам тощой да на тощую? Не-е, одни искры будут, а смаку никакого.

Марта сидела возле кухонного стола и, улыбаясь глазами, слушала безобидную перепалку.

Руфина начала выкладывать из пакета на стол гостинцы.

– Ба, две пачки индийского чая. Печенье какое-то… ни разу такого не видела. А конфеты-то дорогие зачем нам? Нам бы «школьных» хватило. А это что, болгарский коньяк? «Плиска».

– Да, Руфа, болгарский. Приятный, скажу тебе, напиток.

«Напиток» Фёдора восхитил, он аж зажмурился от предвкушения грядущего удовольствия. Выложил Руфине свои соображения, будто Марты и не было здесь.

– Она профессорша, разве будет она пить краснушку да заедать килькой, как я. Профессорам заграничные коньяки подавай да икру с осётром. Или на худой конец дороги конфеты, мармелаты разны.

– Федя, профессора такие же люди, как все. Краснушку вот не пьют, да и тебе её пить не советую.

От обеда Марта отказалась, сказала, что пришла чаю попить и поговорить с Руфиной на женские темы, тем самым как бы давая понять Федору, что он будет лишним в женской компании.

– Ну во-о-т, – недовольно проворчал Фёдор, – опять с профессоршой мне не удастся покалякать. А Ванюшка, Марта, как тебя нахваливал: вот дядя Федя, у какой умной женщины я живу, вот как мне повезло, как родна она, не гляди, что чужа тётя.

Марта по-доброму усмехнулась:

– Неужели Ваня так и говорил про меня?

– Ну, может, и не так, а похоже. Он, Ваня, тоже умный, его тоже не сразу нам понять. Мы кто?..

– Кто мы? – Руфина повысила на сожителя голос, сверкнув на него глазами. – Ты, может, и не понимаешь Ваню, потому что образования маловато. А у меня на руках диплом техникума. Могла бы институт закончить, да бросила – с Ваней надо было… – Она оборвала себя, растерянно посмотрела на Марту. – Ты уж прости, что-то не туда я поехала. – И кивнула на Фёдора: – Может, отдать ему твой коньяк, чтобы не мешал нам? А то поговорить не даст.

– Тебе решать, ты здесь хозяйка.

Бережно приняв в руки бутылку с коньяком, Федор немедля скрылся во второй половине дома.

– Теперь можно и поговорить, – с облегчением произнесла Руфа. – А вот и чайник закипает. Индийского заварим?

– Ну, конечно.

– Я тоже индийский люблю, грузинский не чай – опилки. Но за неимением хорошего приходится пить.

– Руф, а Фёдор что, не курит? Запаха сигарет что-то не чувствуется.

– Он трезвый только курит, но в коридоре, я не переношу табачный дым. А когда выпьет, не курит.

– Странно, – заметила Марта, – обычно наоборот: трезвый мужчина не курит, выпил – закуривает.

– Ты права, – поддакнула Руфина. – А у моего всё не как у людей: трезвый чадит, выпил рюмку – бросает сигареты. У него всё наоборот: худой, видишь, ниже меня, а сила… богатырям фору даст.

Женщины стали пить чай и говорить об Иване: мол, каково ему там, чуть ли не на краю земли. Наконец Марта решила затронуть тему, ради которой сюда приехала.

Неожиданно послышался шум, на кухне появился Фёдор.

– Марта, – захмелевшими глазками глядя на неё, сказал он, – я тебя второй раз вижу и всё думаю: уж больно молода ты для профессорши. Может, ты и не профессорша вовсе?