Ольга Бешлей - Мой дикий ухажер из ФСБ и другие истории (сборник)

– Нет.

Первые пару дней после звонка сотрудника ФСБ я только и делала, что рассказывала об этом всем знакомым. Как потом выяснилось, интуитивно я действовала почти верно. Почти – потому что одну серьезную ошибку я все же допустила.

Если бы я сейчас писала инструкцию о том, что нужно и чего не нужно делать, если тебе позвонили из ФСБ, то первый пункт был бы таким: НИКОГДА НЕ РАССКАЗЫВАЙ ОБ ЭТОМ СВОЕЙ МАМЕ.

– Оля! Ты проходишь по какому-то делу!

– Да нет, мам, ну по какому еще делу, что ты…

– Я тебе говорю!

– Да у них даже повестки нет.

– А дело есть!

– Ну какое?

– Такое! Просто так из ФСБ не звонят! Вдруг они тебя посадят?!

– Да за что?

– А за что сейчас всех сажают? За какой-нибудь перепост! За мат в Фейсбуке!

– За мат еще не сажают.

– Это я тебе уже как мать говорю: кончай материться, тебя тетя Таня читает, как я ей буду в глаза смотреть? Что это вообще за выражения такие, девушка же, стыдно должно быть, хорошо хоть курить уже бросила, не могу поверить, что моя дочь…

– Мам…

– Не мамкай! Из ФСБ звонят! А вдруг у тебя будет обыск?

– Да зачем им проводить у меня обыск?

– А зачем они у Собчак его проводили? Бедная девушка, ей даже одеться не дали. Будешь тоже стоять вся голая в коридоре, я тебе давно говорю, чтобы ты носки шерстяные надевала в квартире, у вас там метет по полу, там под окном эта щель…

– Мам…

– Оля, запомни. Если придут, сразу звони маме. Я приеду.

На третий день со мной стали происходить странные вещи. Так, во время уборки кухонного окна я вдруг заметила, что снаружи в стену вбит крепкий железный штырь. «Если придут, на него можно будет повесить пакет с ноутбуком», – подумала я вдруг и тут же на себя разозлилась: «Нашла, о чем думать».

Но штырь не давал мне покоя и на следующий день.

«Они ведь одного человека в обход дома всегда отправляют. Он увидит, что я на него пакет вешаю. А может, не увидит. Тут дерево. Нужно проверить, видно ли снизу наше окно. Блядь, да кому ты нужна, дура».

Еще через два дня я силилась разглядеть штырь, стоя внизу под окнами с магазинными сумками.

«Видно».

Кризис наступил ночью пятого дня. Я проснулась, словно от толчка в бок, и подумала: «На старом ноутбуке есть голые фотографии». Я вдруг представила худого мужчину лет тридцати пяти. За массивным столом. Почему-то в парадном синем кителе, галстуке и несвежей рубашке. Лица почти не видно из-за того, что настольная лампа повернута в мою сторону.

– Ольга Ильинична, ну что же вы… А такая с виду приличная девушка. А что скажет ваша мама?

Я вскочила с кровати, открыла шкаф, вытащила коробки со старой техникой. Ноутбук этот уже почти не работал, и мне с трудом удалось его загрузить. Папка со злосчастными фотографиями была запрятана так, что на ее поиски ушел целый час. Наконец я все удалила.

Стало как будто легче. Спрятав компьютер в коробку, я вернулась в кровать. Фотографий было немного жаль. Мы с подругой сделали их на четвертом курсе, и я, пожалуй, никогда не была такой взрослой и красивой, как на тех карточках. С таким прямым, спокойным взглядом, словно стоять с голой грудью для меня – обычное дело. Хорошо, что где-то у меня еще лежит диск.

Черт.

Следующий час я искала нужный носитель.

Перерывая коробки, я обнаружила какой-то пыльный пакет. В нем были мои школьные вещи. Мне вдруг пришло на память, что во время обыска у кого-то из оппозиции следователи забрали школьные тетради. Я запустила руку в пакет и достала тетрадку по русскому за пятый класс. Наугад открыла ее. Наверху страницы было выведено салатовой ручкой: «Диктант на Ъ и Ь». Под заголовком толпились слова «булон», «шампинон», «компанон». Двойка.

Я вспомнила вдруг, как смеялась над этим диктантом мама. Человек за массивным столом тоже засмеялся, откинувшись на стуле: «Смотри, Вась, булон, шампинон, компанон, аха-ха-ха-ха!» Из-за спины его вдруг возникла какая-то тень и тоже затряслась от смеха.

Мне стало противно. И глупый этот трогательный диктант вдруг показался интимнее снимков от гинеколога, которые я уже отложила в отдельный пакет. Я достала чемодан и сложила туда медицинские документы и школьные тетради. Решила, что на следующий день отвезу эти вещи кому-нибудь из друзей. Дошла очередь до рабочих блокнотов. Все они вдруг показались мне ужасно компрометирующими: слова «Путин» и «Навальный» на каждой странице, телефоны источников, какие-то схемы и графики, данные соцопросов, фразы «хочу спать» и «все заебало» в уголках страниц.

До пяти утра я выписывала важную информацию и сохраняла ее в Облаке, а затем рвала страницы блокнотов на мелкие кусочки. В какой-то момент мне представился человек в синем кителе, который пинцетом соединял клочки бумаг, но я волевым усилием заставила себя выбросить эту картину из головы.

Снова легла в постель. Сон долго не шел. Я ворочалась. Смотрела в окно. Слушала шорохи. Наконец задремала. Снилось что-то тревожное. В седьмом часу утра я проснулась с мыслью, что ФСБ не должно узнать о моей влюбленности в преподавателя на четвертом курсе, в актера театра «Сатирикон» – на первом курсе магистратуры и в книжного мистера Найтли, к которому я неравнодушна по сей день.

До восьми часов утра я измельчала бумажные дневники.

В девять человек в кителе достал из корзины с одеждой мои кружевные трусы и сказал: «Вот оно, грязное белье оппозиции». Я загрузила стиральную машину.

Между тем пакет с мусором рос.

Когда-то я прочла в одной статье с советами по уборке, что, если ты хочешь избавиться от всего ненужного, ты должен брать в руки каждую вещь, смотреть на нее и задавать себе вопрос: «Чувствую ли я радость от обладания этой вещью?»

Готовясь к гипотетическому обыску, я представляла, как чужой человек трогает мои вещи, и спрашивала себя: «Чувствую ли я ужас?»

Я выбросила хэллоуиновский костюм школьницы, фейковые сапоги от Chanel, гейскую порнографию и нераспечатанный диск с какой-то странной записью Шевчука по истории России. Все это давно надо было выбросить, но теперь эти вещи были не столько лишними, сколько тревожными. Каждая вещь обрела новый смысл.

Я вымыла полы, полки. Разобрала стол.

Наконец, все было кончено.

Все было чисто.

Все было пусто.

В комнате гулял сквозняк, последняя пыль оседала на солнце. По влажному полу мело холодной струей. Мне стало вдруг очень зябко. Я вспомнила, что где-то в ящиках комода лежали шерстяные носки. Открыла наугад самый нижний, поворошила забытую там одежду и вдруг рукою нащупала что-то большое, твердое и бархатистое.

Волоски на руке встали дыбом, когда я вспомнила, что именно там лежало.

Человек в синем кителе, ухмыляясь, запустил руку в ящик и, присвистнув, вытащил из одежды огромный розовый хуй с кнопками .