Алексей Макаров - Ты нужен всем нам (сборник)

После завтрака Инночка одевалась. Как я люблю смотреть на её движения во время этой процедуры. Иногда стараюсь помочь. Потом лёгкий макияж и всё – пора. Осторожно закрыв дверь, пусть дети ещё поспят, мы вышли во двор. Ещё один поцелуй и она пошла вверх по улице, а я через дорогу.

Ещё пару раз оглядываюсь, чтобы помахать ей рукой и иду в гараж.

Машина в порядке, завелась сразу и, как хороший конь, отдалась на милость водителю. Через десять минут я у Людки.

– О, привет, – тянет она и начинает рассказывать, как Инна готовилась к встрече, как бегала по базарам, магазинам, звонила всем и вся. И вот, наконец, я уже тут.

Вышел Вовка, заспанный, лохматый. Он уже шесть месяцев в отпуске. Ему это уже порядком надоело. Но Людка, услышав это, как всегда, прервала его стенания.

– Не надо, Вова, когда позовут, тогда и пойдешь. Отдыхай, зайка, – на что Вовка что-то пробубнил.

Объяснив катастрофическую ситуацию с Эммочкой и прихватив Мармика, я прикатил домой.

Мармик, паразит, только увидев страдающую девушку, тут же по рабочекрестьянски совершил своё подлое дело.

Я только снял туфли и сел передохнуть на диван, наблюдая за этой, как говорит Алёна, кошачночной свадьбой, как что-то закололо под левой лопаткой, опять занемела левая рука. Показалось, что ли или это было взаправду…

Мармик становится на задние лапы, Эммочка тоже. Она стоит ко мне спиной, а Мармик её обнял, как человек, и на её коричневой спинке лежат его две белые лапы одна выше другой. Неожиданно они прыгают вверх, метра на два, и на фоне чёрного потолка совершают свой танец.

Чёрт! Кажется, заснул. Что-то в последнее время отрубаюсь даже просто сидя. Рейс был тяжёлый. Надо в отпуск.

Вовка вон уже полгода гуляет. Руку опять отлежал, и шея чего-то занемела. Хотел встать с дивана, но ноги как-то не так лежат. Надо же, сидя упал на левый бок и заснул! Вот старпёр! На часах тринадцать тридцать! Мама – дорогая, я же в службу опоздал! Ни фига себе я сплю! Из спальни слышен Инночкин голос. Чего-то напевает. Надо вставать. Она же работала до часу дня, сейчас только что пришла с работы и не зашла в залу, потому и не заметила меня.

Встал, голова немного дурная после сна, пошевелил ею. На полу, на ковре сидит Эммочка и вылизывает белого, пушистого, примерно месячного котёнка. Что за чёрт! А где же Мармик? Ладно, пойду к жене. Состояние, как с похмелья. Да и во рту вкус примерно соответствующий.

Встал в дверях спальни. Инночка перед трюмо прихорашивалась.

– Привет. Как работалось?

– А ты… ты… как себя чувствуешь? – почему-то заикаясь, говорит она. Глаза широко открыты, причёска новая, не утренняя. Когда успела сделать? На работе что ли? Вот женщины! Всюду успеют. Блузка новая, белая, юбка как раз по фигуре. Нравится она мне в таких юбках и блузках. Хороший вкус у моей жены.

– Да вот принёс этого Мармика и пока наблюдал за началом их свадьбы, заснул на диване, – как бы оправдываясь, начинаю я, – Где он, кстати? Людка дала ему рыбы. Наверное, она уже оттаяла. Покормить его надо, а то засохнет наш жених. Да может быть, ещё в службу успею?

– Ты, правда, себя хорошо чувствуешь?

– Вообще, что-то разбитый какой-то. Переспал что ли? – пытаясь передать свои ощущения, бормочу я.

Делаю шаг из проёма двери к Инночке, а она от меня слегка отстраняется и закрывает зеркало в трюмо. Протягиваю к ней руки, а они чуть раньше достают её плеч. Ба! Что с моей рукой? Часы на ней те же, рубашка та же. Пальцы, пальцы – длиннее и тоньше! А волосы на руке – куда исчезли? Ничего не пойму. Удивлённо смотрю на свою руку. Со второй та же картина. Не мои руки!! Трясу головой. Удивлённо смотрю на Инночку.

– Не удивляйся, теперь ты такой, – тихо произносит она.

– Какой такой?

– Ну, немного другой. Но вообще должен быть тот же самый.

– Какой самый?

– Смотри! – она распахивает зеркало в трюмо.

На меня смотрит какое-то чужое лицо. Поначалу показалось, что это картинка. Но я шевельнулся и картинка тоже. Невероятно! Там в зеркале – я. Но это же не я!!!

– Что это такое? – чуть не завопил я.

– Ты немного раньше проснулся, чем мы ожидали. Мы думали, что ты проснёшься через полчаса. Сейчас подъедут врачи и тебе всё объяснят.

– Что объяснят? Какие врачи? Мне в службу надо, я и так все проспал! – не понимал я.

– В службу тебе надо было три месяца назад. А сейчас уже не надо. И в море больше никогда не надо, – при этих последних словах её глаза потеплели, она как-то по-своему (только она так умеет делать) улыбнулась.

– Как три месяца? Меня что с работы уволили?

– Нет. Сядь. Прими всё спокойно. Я уже всё пережила.

Я сел. По привычке почесал затылок (Инночка от этого жеста радостно улыбнулась), ощутил жёсткие волосы. Мои-то вчера после стрижки были мягкие. А такие у меня бывают, когда сутки отпашешь в машине в тропиках при температуре градусов сорок пять. Странно. Когда успел испачкаться?

– Слушай, – начала Инночка – Ты принёс Мармика, сел на диван и … умер. Да, да – умер. Алёна услышала кошачьи вопли, вышла из спальни и, увидев тебя такого, стала делать искусственное дыхание. А я забыла ключ от сейфа, и меня привезли домой за ним на нашей реанимационке. Когда я вошла домой, Алёна уже выбивалась из сил, но ребята со скорой успели тебя привезти в нашу лабораторию. Я тебе побоялась сказать тебе, что у меня новая работа. Думала потом. Американцы занимаются пересадкой мозга. И тут ты. Алечка, любимый, я тебя очень люблю. Я не хотела тебя терять, и дала согласие на пересадку твоего мозга на другое тело. Я хотела, чтобы ты остался жив, такой, какой ты есть. Со своими странностями и привычками, без которых я бы не смогла жить. Ты вот и сейчас почесал затылок, как прежде. Я уже привыкла к твоему новому облику. И ты привыкнешь. Не волнуйся только. Тебе это сейчас нельзя. Пойми, только из-за того, что бы моя половиночка оставалась на земле, я пошла на это. А то была готова сама наложить руки на себя.

Села рядом, положила голову мне на плечо, и заплакала.

О мои родные глазки! Вы опять плачете, но не так, как вчера ночью, а горько и безнадежно. Я взял в руки столь любимое мною лицо и начал его целовать, сглатывая из краешек своих любимых глаз, слезинки. Эти ручейки горя и боли просто растворялись во мне.

– Да ладно, привыкну, – буркнул я в ответ на её мольбу. А сам думаю, а как матери, отцу покажусь, братьям? Как паспорт с новой рожей сделать? Вот проблем-то будет. А половиночка моя, угадывая, как всегда мои мысли, говорит:

– Все уже всё знают. Все уже к тебе привыкли. Осталось только тебе самому с этим сладить. А мериканьци эти чертовы, будут тебе, как подопытному, до конца жизни пенсию платить. Так что бедствовать не будем. Громко звонит дверной звонок.

– Это, наверное, врачи…

Я подскакиваю на койке, хватаю трубку телефона. Голос третьего механика: