Сергей Курган - Оправа для бриллианта, или Пять дней в Париже. Книга первая

Арбалет

Адская рубка продолжалась с полчаса или больше. Лавина бургундских рыцарей заметно поредела, но ее напор был настолько мощным, что лотарингская пехота герцога Рене не выдержала и стала медленно, упорно отбиваясь, отступать. Еще немного – казалось, всего лишь одно маленькое усилие – и конница Карла Смелого разрубит центр позиции союзников, разрежет их войско пополам. И тогда – конец, гибель, катастрофа. Тогда – никакие фланговые успехи, сколь бы весомы они ни были, уже ничего не значили бы. Бургундцы были близки к тому, чтобы склонить чаши весов в свою сторону. Лотарингцы продолжали пятиться.

Но швейцарцы, занимавшие самый центр позиции союзников, не дрогнули. Они не сдвинулись даже на один туаз 18 18 Один туаз составляет примерно 2 метра. . Смыкая ряды после гибели своих товарищей, они вновь и вновь отбивали яростные, отчаянные атаки бургундских рыцарей. Они буквально стояли стальной, непробиваемой стеной. И атака бургундцев стала захлебываться, не будучи в силах сломить невозмутимое мужество альпийцев. Швейцарские кантоны могли гордиться своими солдатами: теперь каждому было понятно, что швейцарская пехота – действительно лучшая в Европе. Напор рыцарей ослабел, и вот уже лотарингцы герцога Рене, воспрянув духом, сменили попятное движение на поступательное. Среди бургундских рыцарей началось замешательство. И тогда, наконец, с трех сторон на них обрушился град стрел и пуль лучников, арбалетчиков и аркебузиров союзников. Через несколько минут все было кончено.

Швейцарцы рванулись вперед, впервые за все сражение сдвинувшись с места, и стали быстро продвигаться, орудуя пиками и алебардами направо и налево, стаскивая и сбрасывая рыцарей и их кутилье с лошадей и докалывая их. Над полем боя взвился красный флаг с белым крестом – флаг Швейцарии, а вслед за ним – золотое знамя Лотарингии с червленой перевязью и тремя серебряными алерионами 19 19 Алерионы – геральдическое изображение: орел без клюва и когтей. на ней.

Флаг Лотарингии

Флаг Швейцарии

Началась безжалостная резня. Швейцарцы отыгрывались за все: за предательски перебитый гарнизон Грансона, за сожженные города и вырезанные деревни, за только что павших в битве товарищей. Лотарингцы не отставали от них. Трупы лежали внавалку, все было залито, забрызгано, замызгано кровью – она только что вытекла из тел и не успела еще остыть, и потому слегка дымилась. Ее сладковатый, омерзительный запах пронизывал все вокруг.

Симону тоже было, за кого мстить – швейцарцы знали об этом. Он вспомнил мать – долгие месяцы он не смел представить себе ее лицо, не позволял себе мысленно обращаться к ней: пока она оставалась неотмщенной. Но теперь он словно видел ее перед собою: она смотрела на него спокойным, умиротворенным взглядом. Он слышал ее голос: – Симон, ты опять просидел до утра за книгами! Ну, что с тобой делать? Ты скоро будешь знать больше, чем весь Парижский университет! – она потрепала его по голове и засмеялась – звонко, как ручеек. Мать! Мама…

Динан уже успели частично отстроить. Симон побывал там, но он не мог прийти на могилу матери – у нее не было отдельной могилы: убитых бургундцами было так много, что их хоронили во рву, как чумных. – Я должен найти этого мерзавца Карла Смелого! – сказал себе Симон, – я должен воткнуть в него алебарду, пускай даже в мертвого! И забрать его камень – дохлому псу алмаз без надобности.

Внезапно рука в тяжелой железной перчатке с силой опустилась ему на плечо, он обернулся:

– Симон из Геннегау, – прогремел бас Жерома из Берна – душа моя радуется, видя тебя живым!

Жером, с ног до головы забрызганный кровью, с наскоро перевязанной раной в правом боку, улыбался во весь рот. Симон подумал, что, должно быть, и сам он выглядит не лучше.

– Я не меньше рад видеть тебя, плут! – улыбнулся Симон. – Что у тебя тут? – Симон показал на правый бок Жерома.

– Небольшой подарок из Бургундии, – зароготал тот, – Но я не остался неблагодарным, уж поверь.

– Ни капли не сомневаюсь, – ответил Симон. – Копье? – уточнил он.

– Да ерунда, – отмахнулся Жером, – заживет с Божьей помощью. – А ты, я вижу, целехонек!

Симон осмотрел себя – до сего момента это ему даже в голову не приходило. Похоже, и в самом деле, невредим.

– Как будто да, – ответил он.

– В рубашке родился! Счастливчик!

– О Жане из Невшателя этого, увы, не скажешь, – грустно заметил Симон.

Жером помрачнел.

– Я знаю, – сказал он, – видел своими глазами. Но мы за него славно отомстили. Бургундия теперь не скоро поднимется.

– Бургундия теперь не поднимется никогда, – с уверенностью произнес Симон, – ей конец. И туда ей дорога. А кантонам жить! Сегодня они сумели отлично постоять за себя. Для меня было честью рубиться среди швейцарцев.

– Для любого швейцарца было не меньшей честью драться сегодня бок о бок с тобой, – возразил Жером, – Теми же самыми глазами, которыми я видел славную смерть Жана из Невшателя, я видел и кое-что еще.

Он показал на свои глаза.

– Что ты видел?

– Я видел, как ты проткнул алебардой того бургундского рыцаря в «белом доспехе». Клянусь Богоматерью, если б я этого не видел своими глазами, то ни в жизнь бы не поверил. Никогда не думал, что такое возможно. Как ты это сделал?

– По правде говоря, не знаю, – ответил Симон, – Помню только, что когда на меня хлынула кровь Жана, я словно взбесился. Меня просто разрывало от ярости.

Алебарды

Жером задумчиво кивнул.

– Это я понимаю, – сказал он. – И все же, это похоже на чудо. Конечно, в Аугсбурге умеют делать оружие – этого не отнять, но чтобы алебарда пробила разом и дубовый щит, окованный жестью, и панцирь, да после того еще и проткнула человека по самую «шпору»…

Он покачал головой.

– Не иначе, чудо, – заключил он, – Сам Бог направил твою руку.

– Что ж, – с кривой усмешкой согласился Симон, – может, и Бог. А, может, и черт…

Отделаться от Жерома оказалось нелегко. Симон просто не знал, что делать, пока, наконец, не сообразил сказать тому, что хочет помолиться за душу убиенной бургундцами матери. И тогда Жером без единого слова возражения оставил Симона одного, взяв, однако, с него обещание присоединиться после вечерни к товарищам из «баталии» в харчевне «Жареный гусь» в Нанси.