Николай Гайдук - Спасибо одиночеству (сборник)

Фёдор Поликарлович так посмотрел на дворника – бедолага подавился смехом и закашлялся, отходя в сторонку от греха подальше.

Собирая обгорелые листы, Полынцев обратил внимание на кривые поэтические строки:

Поднявши ворот длинного, тёмно-голубого старого плаща, понизу окапанного грязью и водой, Полынцев понуро брёл по утреннему городу. Смотрел себе под ноги и временами видел странно опрокинувшийся мир: в лужах купола дрожали чистым золотом, небеса плескались рваной синевой. Трамвай над головою затрезвонил, когда Полынцев сутуло проходил по мокрым рельсам, где лежали насмерть зарезанные листья – красное раздавленное мясо. Затем заскрежетали тормоза машины, едва не сбившей горе-пешехода, бредущего на красный свет. Незрячими глазами глядя перед собой, он порою натыкался на прохожих, на фонарные столбы. Какая-то влюблённая парочка посмеялась над ним, говоря, что дяденька с утра уже поддатый.

«И мы тут смеялись!» – подумал дяденька, припоминая первую любовь, которая вот здесь, на этих мостах, перекрёстках и площадях жгла его юное сердце в пору белых, безумных ночей.

Остановившись, он закурил у гранитного сырого парапета, наклонился над холодной рябью узкого канала, где лебяжьим пухом плавали остатки тумана. Протёр глаза и посмотрел на солнце, восходящее над городом, на чёрный силуэт какого-то высотного здания.

И опять и опять – неожиданно ярко, подробно – вспоминал всё то, что недавно приснилось, то, что предстояло ещё сделать, или предстояло осознать, что этого делать не надо. Но как же – не надо? А что тогда надо? Лапки сложить и сидеть, ждать Божьей кары? А как же в таком случае понять священную Библию? «Мне отмщение, и аз воздам!» – «На мне лежит отмщение, и оно придёт от меня!» Разве не так проповедует Библия? Или я неправильно трактую церковно-славянские тексты?..

Решение о том, что делать дальше, Полынцев хотел принять позднее, ближе к вечеру – после того, как съездит на могилу дочери. А пока он шёл на встречу со своею бывшею семьёй.

Шёл медленно, устало, готовый плюхнуться на первую попавшуюся лавку и заплакать под тихим осенним дождём, так хорошо скрывающим слёзы.

Сквозь тучи пробивалось робкое шафрановое солнце.

Лужи слепящим светом вспыхивали, как прожектора, облепленные рваною листвой. На карнизах ворковали голуби, воробьи верещали. Утки плескались в каналах, ныряя за кормом, поплавками выставляли жирные зады.

Возле метро Полынцев увидел междугородний телефон-автомат и встряхнулся. В нём снова напрягались упрямые пружины, толкающие к действию. Боясь передумать, он начал дозваниваться до своего далёкого соседа, мысленно прося и умоляя всех богов, чтобы в эту минуту и связь не подкачала, и Самоха был бы на месте. И услышали боги его – всё в эту минуту срослось. Он представил, как Самоха, новоиспечённый сельский барин, руку тянет к трубке – бриллиантовый перстень в четыре «квадрата» сияет на указательном пальце.

– Семён! – твёрдо сказал Полынцев. – Я не приеду!

– Понял. Не дурак. – Самоха не удивился. – Значит, деньги за дом высылать?

– Обязательно! Делай всё, как мы договорились! – Лады. А ты?

– А я начинаю новую жизнь! У меня ведь здесь ещё сынок – Василир…

На том конце провода что-то ещё говорили, но Полынцев бросил трубку и пошёл – навстречу новой жизни.

Море было доступно ему – в те далёкие годы. Синеокое море, спокойное, ясное. Он частенько ездил в Старый Крым, неоднократно посещал Коктебель. Сухими полынями пропитанный воздух – это был фамильный терпкий воздух Фёдора Полынцева, человека в ту пору счастливого, безмятежного. Он увлекался творчеством поэта и художника Максимилиана Волошина и поэтому сына хотел назвать Максимилианом.

Узнав об этом, жена и теща, закусивши удила, встали на дыбы, не желая признавать Максимилиана – непомерно длинное, громоздкое имечко.

– Лучше давайте Алексеем назовём, – предлагали они. – Или Василием.

И тогда отец – будто бы назло надменному соседу – придумал нечто небывалое: Василир.

– Ни вашим, ни нашим! – однажды заявил он, показывая твёрдую казённую бумагу, на которой имя было скреплено двуглавой орлиной печатью.

И жена, и тёща молча уставились на него, как на придурка.

Только тесть обрадовался; глуховатый Василий Капранович не расслышал окончания имени – подумал, что внука назвали в честь его, новоиспечённого дедули. Но даже и после, когда он разобрался, в чём дело, Василий Капранович всё равно оставался на стороне чудаковатого зятя.

– Бабы! – жизнерадостно говорил он. – Что бы вы понимали? Ни у кого такого нет, а у нас – пожалуйста! Василир!

– Ну, это уж совсем, бог знает, что…

– Ладно, бабы, всё, базар закрылся, рынок тоже, – подводя черту, решительно заявил Капранович.

Недовольные бабы долго не хотели мириться, думали даже втихомолочку переписать документы, но потом успокоились.

Полынцев – после того, как продал избу – настроился какое-то время пожить с семьёй в Петербурге, покуда сына в армию не заберут. Жить под одною крышей с бывшею своей – оказалось не очень комфортно, но Полынцев решил потерпеть из-за сына. Парень вырос отчаянный, дерзкий, горячностью и глупостью похожий на молодого отца – Василир уже предпринимал несколько попыток поймать и уничтожить виновника гибели сестры.

– Не надо! – мрачно увещевал отец. – Жизнь всё расставит по местам.

– Да ничего она не расставит, пока сам не возьмёшься! – угрюмо отвечал высокий, мускулистый парень.

Заявление это пугало тем, что и он, Полынцев, подсознательно думал так же: если ты не возьмёшься что-то исправить в жизни – никто за тебя это делать не будет.

Сын вырос крепким, самостоятельным; занимался тяжёлой атлетикой, единоборствами.

Вера Васильевна, мать, говорила:

– Он с этим железом – как ненормальный в последнее время. Целыми часами в спортзале пропадает. Правда, он и раньше тоже занимался, но не так… – Большие светло-изумрудные глаза у женщины тревожно сверкали. – Боюсь я за него.

– Что? – Полынцев усмехнулся. – Грыжа вылезет?

Вера Васильевна несколько секунд, не мигая, укоризненно смотрела на него.

– А ты что, не догадываешься? – Женщина сокрушенно вздохнула. – Он обмолвился однажды… Всё равно, говорит, я это дело так не оставлю. И вот с тех пор я заметила – часами пропадает в спортзале. А недавно купил перчатки. Боксёрские.