Николай Беляев - Спасибо деду за победу [СИ]

Ощущение падения куда-то…

Пашка проснулся рывком, судорожно дёрнулся. Может, и сшиб бы что-нибудь — но в палатке сшибать было нечего, да и в спальном мешке особо не побушуешь. Потёр глаза, нащупал мобильник — еще нет и семи утра. Вот блин, и не уснёшь ведь теперь…

Голова чуток гудела — с настойками вчера явно перебрали. Потом появился самогон, по заявлению изготовителя — чистейший, как слеза младенца, потом кто-то приволок котелок глинтвейна… Утихомирились, кажется, только часа в два. Впрочем, голова именно что гудела, но не болела — значит, самогон и правда был хорош. Опять же, на свежем воздухе…

В щели у полога палатки пробивались солнечные лучи — июль, светает рано. Пашка расстегнул змейку на спальнике, сел, нащупал сапоги. Можно не торопясь сходить в туалет, да и умыться заодно, пока у баллонов с водой не началось столпотворение — ребята говорили, что в прошлом году на этом фестивале так и было. Ну правильно, ухмыльнулся он — часам к девяти все и начнут просыпаться. Вон, сопят сейчас и в ус не дуют.

Пашка надел красноармейские бриджи, натянул сапоги. Выудил из спортивной сумки полотенце и зубную щетку и выскользнул из палатки.

Он почти искренне считал себя военным реконструктором, хотя, положа руку на сердце, мог называться таковым с большой натяжкой. В эту своеобразную, но довольно модную сферу хобби 23-летний Пашка попал, можно сказать, «по разнарядке»: одна из питерских ассоциаций, богатая техникой и частенько устраивающая шоу-фестивали, периодически приглашала в свои ряды всех желающих, и года полтора назад Пашка решил попробовать себя на этом поприще — благо этим увлекались знакомые ребята.

Хобби затянуло. На волнах патриотизма и памяти о войне, захлестнувших страну в последнее время, оно открыло парню совершенно новые горизонты. Он, одетый в историческую военную форму, с удовольствием участвовал в интерактивах, стоял в почётных караулах, посматривал свысока на ровесников, увешанных «георгиевскими ленточками», фотографировался с довольными детишками, ну а участие в военных реконструкциях поднимало на вершину блаженства. Пашка даже наклеил на свою машину популярные надписи «спасибо деду за Победу» и «я помню, я горжусь», считая, что именно сейчас он вправе это сделать — не абы кто, реконструктор.

Справедливости ради, спасибо он должен был бы сказать не деду, а прадеду — дед родился в сороковом, а прадед Павел Петрович, в честь которого Пашку и назвали, так и пропал без вести в самом начале войны. Пашка периодически порывался поискать информацию о нём, благо немалая часть архивов уже открылась и свободно лежала в интернете, но всегда находилась куча очень важных дел, вроде встречи с друзьями, нового фильма или чего-то подобного, и поиски традиционно откладывались «на потом».

Сюда, в Подмосковье, на крупный фестиваль Пашка приехал впервые — одноклубники-то тут уже бывали. Здесь собралась почти тысяча человек со всей России, да и не только — в некоторых клубах были и иностранцы из Европы и даже Америки, не говоря уж об украинцах и белорусах. Вчерашний день был посвящен подготовке, а сегодня уже планировалась масштабная реконструкция — с танками, пушками, авиацией и взрывами.

Танки были уже здесь — выстроились двумя шеренгами, по обе стороны от дороги. Тут стояли и привычные Т-34, и СУ-100, реплика «Тигра», несколько киношных Т-IV, переделанных из каких-то советских танков, бронетранспортёры «ханомаг»… Да чего тут только не было!

Пашка неторопливо шёл мимо шеренги техники, отмечая для себя, что надо бы не забыть сфотографироваться рядом с этим… и с этим тоже… Да, планов — громадьё.

Лагерь понемногу оживал — люди просыпались. Навстречу попался патруль — трое в форме НКВД, потребовал документы, и Пашка протянул пропуск на фестиваль, сделанный в виде красноармейской книжки. Старший патруля, мельком глянув фото в книжечке, козырнул, и патруль пошёл дальше.

Кстати, патрули же следили и за алкоголем — спиртное на фестивале не приветствовалось, хотя всем прекрасно было известно, что главное — не попадаться. Кстати, кажется, вчера вечером кого-то отловили и вышвырнули с территории — ну и правильно, подумал Пашка, нечего было бузить.

Вот и шлагбаум, отгораживающий «историческую» зону от хозяйственной. Тут тоже патруль, на этот раз в форме фельджандармерии, с начищенными горжетами на груди. Эти тоже проверили документы, козырнули, и Пашка наконец-то пошлёпал к туалету.

Когда он вернулся в палатку, ребята уже вставали. Лёха, замещающий в этом выезде командира клуба, говорил, почёсывая щетину на подбородке:

— Построение в десять. Мероприятие в двенадцать. Обязательно наберите воды, синоптики обещают жару. На построении быть в полном обвесе и с железом…

Пашка тоже уже перехватил этот чисто реконструкторский жаргон: железо, дудка, трещотка, что угодно — но только не «оружие». Законы довольно строги, а охолощённые бывшие винтовки с зашпиленными стволами и полуспиленными упорами на личинах оружием уже не являются. Зачем провоцировать полицию? Именно поэтому же холостые патроны именовались исключительно «гвоздями».

— А сколько гвоздей дадут? — поинтересовался он.

— Обещали по коробке на трёху, по две на «свету», по автоматике пока не знаю, — бросил Лёха. — После построения и подписания тэ-бэ.

Коробка — это двадцать патронов. Двадцать патронов на трёхлинейку — очень неплохо. Те, у кого СВТ, значит, получат сорок…

Своей винтовки у Пашки не было, как, впрочем, и у большинства «рекрутов» — макетами вооружения обеспечивал клуб. Из всех присутствующих только у Лёхи и его зама Олега были свои СВТ — предметы зависти всех остальных. «Рекрутам», а их, считая Пашку, было двенадцать, достались трёхлинейки разной степени потрёпанности, многие были переделаны из выкопанных по болотам ржавых остатков и восстановлены умельцами. Акты эспертизы, подтверждающие, что это всего лишь макеты, не являющиеся оружием, лежали в Лёхиной полевой сумке.

Впрочем, Пашка всё равно отчасти гордился: обмундирование у него было не «клубным», а уже своим — обзавёлся за полтора года. Из остальных трое были в послевоенных штанах, похожих на «правильные» бриджи разве что при беглом взгляде, двое — в перешитых «вохровских» гимнастёрках, почти у всех на поясе висели послевоенные фляги с крупной резьбой на колпачке. На небольших местных мероприятиях это считалось «не комильфо», но на массовых фестивалях большинство подобных недочётов никого не интересовали. Да и что греха таить — кирзачи были современными абсолютно у всех, кроме тех же Лёхи и Олега. Но кто будет смотреть на рисунок на подошве? Массовость — наше всё.