В. Гракхов - Безлунные странники, Североград и еще несколько вещиц

© Гракхов В., текст, 2017

© Погодина-Кузмина О., предисловие, 2017.

© «Геликон Плюс», макет, 2017

Появление этой книги на моем столе – одна из мистических загадок, не подлежащих однозначному толкованию. Добрый знакомый попросил прочесть роман, автор которого живет вдали от родины, но пишет на русском языке. Он скрывает подлинное имя под псевдонимом В. Гракхов, который свидетельствует лишь о предположительном интересе к античной истории. Неизвестно даже, есть ли у него брат.

Вообразите, что к вам попала рукопись, имеющая заглавие «Об одной эвристической точке зрения, касающейся возникновения и превращения света». Или объемный труд «Исследование мировых пространств реактивными приборами». Или же пара тетрадок, составляющих не больше и не меньше, как «Логико-философский трактат». Вам ни о чем не говорят голые скалы имен, обозначенных на титульном листе. Опыт всей вашей жизни подсказывает, что автор книги с подобным названием является жертвой упоенной, обессмысливающей все сущее графомании, а его произведение – в лучшем случае образчик чеховского «Письма к ученому соседу». В худшем же, но отнюдь не редком случае вы имеете дело с одним из сотен тысяч опасных психопатов, которые годами терроризируют издательства и редакции журналов.

Что меня заставило открыть книгу и начать ее чтение без всякой предвзятости? Чувство справедливости. Тысячи факторов сошлись благоприятным образом для того, чтобы идеи Блейка, Эйнштейна, Витгенштейна, Циолковского, Даниила Андреева сложились в подобие стройных теорий и определили векторы дальнейшего развития естественных наук и гуманитарных знаний. Современники считали их чудаками, шарлатанами, юродивыми. Их нередко оставляли умирать в нищете. Но после их смерти благодарные потомки защищают научные степени на материале их творчества, проводят международные конференции, публикуют статьи.

Впрочем, тем, чьи идеи остались в истории и вдохновили последователей, повезло. Ведь работа тысяч блестящих умов так и не была оценена, освоена, поднята из мутного осадка повседневности к свету научных залов и публичных библиотек. Это неправда, что рукописи не горят. Они превращаются в пыль небытия так же, как и все сущее. Мы не знаем, сколько великих открытий и гениальных прозрений погребено под безвестными могильными плитами.

Странная книга, которую Вы держите в руках, по счастью, избежала этой участи. У нее будут читатели, пусть и немногочисленные.

Кого-то из вас, как Красную Шапочку, поманит сюжет первой новеллы – Der Wolf, уводящий все дальше в лес чужого бессознательного. Кого-то ошеломит нагловатой абсурдностью «Гипотеза Доингли». Третьего утопит «Мертвое море», четвертого утянет на дно «темный источник», пятому снесет голову короткая трагедия «Искусство зла», абсурдистская пародия на всех сразу античных авторов и на их тяжеловесные переложения для сцены «с хорами и пантомимными балетами». Шестого ослепит «Сиянием» северная страна Ассия, где двенадцать медведей в санных упряжках возят из лесу гигантские бревна, а в столичном Волпёсграде царь издает указы о том, что «Бога нет». Ценителя любовной лирики прихлопнет мухобойка Времени в «Гранатовом саду», простодушного укусит «Злая обезьяна», шулер вытянет черную карту из разноцветной колоды в таверне «Совы».

Эта книга не пощадит и вас, десятый негритенок, – лучше захлопнуть ее прямо сейчас и больше никогда не открывать. Если все же вы решились совершить это путешествие, готовьтесь к тому, что придется хорошенько встряхнуть кости, прежде чем бросить их на поле игры, правила которой известны только вашему сопернику.

Ах, думаете вы, снова эта постмодернистская ловушка для ума, жонглирование смыслами, подражание Борхесу и Умберто Эко! Изобретательное, дорогостоящее, продуманное в мелочах надувательство, умножение пустоты.

Что ж, мой самонадеянный друг, открывайте книгу. Смело входите в «Североград». Выбраться из этого лабиринта вам поможет список паролей, на которые никто не отзовется, и связка ключей, двери от которых давно потеряны.

Предупреждаю об одном: хотите вы того или нет, но истории, рассказанные таинственным автором, навечно оставят в сознании рельефный отпечаток. Не такой, что оставляет на земле подошва, а на теле – удар. Нет, то будет сложный, как интегральное уравнение, след древнего папоротника в куске горной породы.

Ольга Погодина-Кузмина

Читатель этой книги может обратить внимание на то, что некоторые знаки препинания расставлены в ней не вполне соответствующим общепринятым правилам образом. Такие же претензии читатель вправе предъявить и некоторому написанию известных слов.

Исходя из того, что в знаках препинания ритм, а в словах дополнительный смысл были автору порой важнее строгих грамматических норм, автор отводит все такого рода читательские претензии от корректора и верстальщика, принимая на себя ответственность за подобный произвол.

W. Gracchoff

Моя фамилия – S. Родом я из деревни О-л, что на З-ье. И деды, и прадеды мои были егерями-волчатниками. Я – егерь.

Я помню мою первую встречу с волком. Мне было тринадцать лет. Зимой мы отправились с отцом и братом охотиться на лисиц, – прибыли на место, заночевали в одном из дворов, а утром хозяин пожаловался, что волк забрался в ригу и разорвал теленка. Я вышел на дорогу.

Волчий след обрывался неожиданно, недалеко от хозяйского дома, так что мне, юнцу, было непонятно, куда ушел волк. Я потоптался около последних следов, покрутился на месте и вдруг понял – волк, путая следы, прыгнул с дороги на близлежащий камень, потом совершил еще один прыжок на бесснежное пятно – в сторону небольшой рощицы, что примыкала к деревне ещё до начала здешнего густого леса – и исчез за можжевельником. Отец со старшим моим братом сделали оклад – обнесли флажками то место, в котором, по их соображению, спрятался волк. Я залёг с двустволкой в сугроб у рощи и стал ждать. Через некоторое время отец и брат выгнали на меня матерого зверя. После второго выстрела кровоточащий волк ушел под флажки, за деревенскую речку, по январскому льду. На следующий день его нашли мертвым.

С тех пор у меня было немало встреч с волками, и каждый раз я поражался их хитрости и изворотливости. Волк давно уже привык к тому, что его обкладывают флажками, и легко уходит под них. Стали делать двойное оцепление, а между рядами флажков – пугающую зверя торную тропу, но волк, проходя первое оцепление, вдруг разбегался по тропе – мы думали, что от страха, а он знал, что для прыжка, – пружинисто взлетал над вторым рядом красных язычков, приземлялся в пуховую перину воздушного снега и, распластываясь по поляне ртутным серебристым пятном, стремительно уходил в чернеющий вдали лес.