Сергей Коломиец - Дорогие мои земляки

Присел на ступеньку крыльца, голова налилась свинцом, мысли мелькали одна хуже другой, хотелось войти в дом и от-цовским ножом свершить справедливость. Он представил итог наказания, приходилось видеть и пострашнее. Сидел пока в доме не затихли, сжимая в руке нож осторожно вошел в дом. Все спали, старший храпел на кровати, кот брезгливо потрясывая лапкой обнюхивал стол. Взял в куртке старшего бумажник, прочитал фамилию, положил обратно. Как в тумане вышел на улицу, у колодца умылся, присел на пороге бани. Сжав ладонями виски смотрел на нож лежащий у ног.

Гости проснулись часов в десять, водителя мотало и качало, но все крепко похмелились недопитой водкой и коньяком. Сложили вещи в машину, помахали Виктору рукой, лихо развернулись и выбрасывая из под колес землю и траву быстро скрылись в лесу.

Весь день Виктор опустошенно ходил вокруг дома, пес недовольный поведением хозяина, тыкался носом требуя внимания. К вечеру решил прибраться в доме, взял ведро направился к колодцу и сразу увидел милицейский уазик выехавший на поляну. Везёт мне на гостей, эти то чего заявились. Милицейские долго не задержались, спросили о вчерашних гостях, поглядели на остатки пиршества, покачали головой. Когда садились в машину, Виктор спросил что случилось? Гости твои всмятку, водила только живой, почему-то сзади сидел, в Камаз врезались, эксперт сказал в них спирта было больше чем крови.

Уазик уехал, Виктор вздохнул и впервые перекрестился, благодаря бога, не допустившего его к совершению наказания и пролитию крови. Слава тебе господи за твою справедливость.

Два путника вышли на поляну тяжело дыша, буран гудел ломая ветки деревьев, сквозь снежную пелену виднелись освещённые окна дома. Ну всё, теперь не пропадём, человек здесь живёт, говорят хороший.

Здравствуйте вам, сказал Егор Столбов, переступая порог избы. Здорово, буркнул его двоюродный брат Трофим, сидевший на низкой табуретке и подшивающий валенок внуку, проходи садись. На печи откинулась занавеска, показалась старушечья голова с острыми глазами. Это ты что-ли Егорша, давненько не заходил. Баба Груша была тещей Трофима, жила уже девяностый год, но в детство не впадала, видела хорошо, только была слаба на одно ухо. Да все некогда было, то одно то другое. Слышали, обратился он к Трофиму и его жене, про перестройку? Слышали, ответил Трофим, уже год галдят одно и тоже, надоело. Чего-чего, приставив ладонь к уху высунула голову бабка, чего дали-то Егорушка? Дали значит нам гласность, ускорение и как там мать ее, он хлопнул себя по лбу демократизацию, чуть не забыл. Поняла тетя Груша, бери значит и пользуйся. А на кой они мне, не поняла бабка, куда я их дену. Ну тебе тетя Груша перестройка ни к чему, перестраивать в тебе

нечего, остатки разваливаются, да и пребываешь ты в переходном возрасте, с этого света на тот. Болтун обиделась бабка, молоденький выискался, весь в дядю Кондрата, такой же был балабол.

Егор слыл в селе человеком грамотным и опытным, так-как в свое время окончил полковую школу и отсидел пол-года в тюрьме. А огороды урезать не будут, допытывала бабка, об этом что пишут в газетах? Про огороды молчат, но перестраиваться говорят будем. Это что, фермы перестраивать будут, или клуб, или еще что?. Темный ты человек тетя Груша, не фермы будем перестраивать, а самих себя. Он достал из кармана свежий номер «Правды», ткнул пальцем в передовицу. Образ жизни будем менять, демократию расширять, ускорять социально-экономические процессы. Это что, колхозы распускать будут, опять еди-нолично? Тебе тетя нормальным языком сказано, перестраиваться будем во всем. Не поняла я тебя балабола, шибко мудрено говоришь.

А гласность дали это что? А это тетя, что у тебя на уме осталось, можешь смело говорить. И не посадят, засомневалась старушка, не верится что-то. А ежели я супротив власти чего нехорошее скажу, заберут меня или нет? Лично тебя забирать никто не станет, так как могут не довезти куда нужно. А вот можно-ли против власти ругаться прямо не пишут, но я думаю можно. Крыть матом конечно не дадут, а хорошими словами, я думаю, запрещать не станут.

Я когда к вам шел, с секретарем нашим партийным разговаривал. Он с художником на клубе и магазине новые лозунги вешал. Долго калякал с ним, пытал его насчет этой самой перестройки, про демократию спрашивал. Он мне говорит, вот читаю газеты, смотрю телевизор, вроде все понятно, а вот что и как на работе, в колхозе перестраивать, никак понять не могу. Вроде у нас и не нужна перестройка, хлеб сеем, фермы работают.

Нету говорит сверху понятного указа, делай то, поменяй другое. Я его спрашиваю, письмо тайное вам приходило? Да не тайное, подал голос Трофим, а закрытое. Во-во закрытое, ну то, которое они тайно читают, закрывшись в конторе. Нет говорит, не приходило, сам говорит жду.

Пытал его насчет ускорения, объясни говорю, как ускоряться надо, корову что-ли быстрее доить, или пахать быстрее. Григорьич, говорю, ты геолого-разведочный институт закончил, скажи как разведчик бывшему разведчику, может какие враги к нам проникли? Разводит подлец руками, ничего толком не говорит. Ладно, я в воскресенье бутылку возьму, сядем, он мне все выложит, что знает.

А оно тебе надо, мало-ли на нашем веку всякой дури затевалось? Да не могу я как слепец ходить, чую интересное дело наверху затеяли, понять мне хочется что из всего этого может выйти. Раз перестраивать начали, значит не так строили. Ты Егор егозишься, а сам не знаешь зачем, забыл как нам при Сталине и при Хрущеве, и при Брежневе обещали райскую жизнь. Не голодуем конечно, слава богу, а как было пол-села бездельников так и осталось. Одно боюсь, что так сразу болтать обо всем разрешили. Мы сейчас как слепые, бежим неизвестно куда, а вожаки нас под зад подталкивают. Народ сейчас на молодняк похож, которого весной из загона выпустили. Хвост трубой, несется незнамо куда, загородки ломает, свободе радуется. Городишь ты Трофим страсти какие-то, война что-ли? Не война слава богу но соль и спички запасать наверное придется, не повредит. Ты еще сухарей насуши, засмеялся Егор. Да уж Егорушка, забубнила на печи бабка, сны мне нехорошие снятся, то народ табунится незнамо зачем, то речки шумят, не к добру это. Перед войной помню. молодая была, тоже сны нехорошие снились. Ну вас, махнул рукой Егор, пойду лучше живете как кроты, всего нового боитесь.

Егор не появлялся дней десять, даже бабка спрашивала, где этот оглашенный. Да в городе он, на базар уехал, продает чего-то. Чего ему не мотаться, на пенсии, с хозяйством жена управляется. Жди, скоро заявится. И точно, на следующий день, Егор пришел в гости. Давно не был, заскрипела бабка, говорят в город ездил? Там был, на базаре торговал, мед продал, масло. Ну и как в городе, допытывалась бабка, чего говорят? Шумит народишко, что ни день новость, с водкой в городе вот начали бороться. Поговаривают, что скоро совсем торговать ей не будут. В каком магазине выкинут ее, очередь тут-же, давятся, орут. Я в одну очередь пристроился, еле жив остался. У нас давно в магазин водку не завозили, сказал Трофим. Пьяниц он не любил, пусть ее и совсем бы не было, лучше бы только жилось.