Сергей Новиков - Не здесь и не сейчас

– Слушай, может, ты мне всё-таки скажешь, откуда сигареты? Я в третий, кажется, раз спрашиваю. И вообще – ты же ведь пила сегодня, да? Просто скажи честно – да, пила. Я ненавижу, когда меня обманывают, – выговорил он, еле сдерживая раздражение.

После его вопроса со Станиславой произошла какая-то неуловимая перемена, и через несколько секунд перед ним вновь сидела красивая и совершенно чужая девушка, к которой он никогда не рискнул бы подойти на улице.

– Мне подарили. Сигареты мне подарили в гостях. Я была в гостях у одних хороших ребят. И я вообще не пила сегодня, – отчеканила она. – Это всё или ещё есть вопросы?

Макс, наверное, ждал, что после его нападения девушка начнёт оправдываться. Прежде он никогда не задумывался, как вести себя со Стасей; не задумываются же люди о том, как дышать. Но после её ответа почувствовал, что этот не замечаемый им воздух перестал поступать в лёгкие. До сих пор их отношения, кажется, можно было назвать доверительными и даже нежными. А после стычки отношения превратились в противостояние двух воюющих сторон, одна из которых проиграла войну после первого же сражения. Его не самый умный выпад Станислава парировала до обидного легко, а других тактических заготовок в арсенале Максима не было, как не было и ресурсов для их реализации.

Однако Станислава опять рассмеялась и снова сменила тон.

– Ладно, не дуйся. Я правда не пила. Я зашла к Жениным друзьям, они просто друзья, понимаешь? И мы с ними немного покурили. Кстати, хочешь? Я сказала, что мне надо к тебе, они сначала уговаривали ещё посидеть, а потом поняли, что я всё равно уйду, и с собой мне травы дали. Я же говорю – они хорошие. А не то, что ты, наверное, думаешь, – улыбнулась Станислава и протянула Максу скрученный косяк.

Он вздрогнул от брезгливости – в городе, где он провёл семнадцать лет из своих двадцати, терпимо (порой даже – чересчур терпимо) относились к алкоголикам, а вот наркоманов людьми не считали никогда. Однако он сумел подавить свои настоящие чувства и отказался от её предложения дружелюбно, стараясь продемонстрировать не меньшую, чем Станислава, приветливость:

– Нет, спасибо, я это не люблю, ну, то есть, просто не люблю. Совсем. Может, лучше выпьем?

– Отлично, сегодня у нас – клубы по интересам! – с каким-то нелогичным восторгом завопила она, а потом оживилась ещё больше, увидев валявшийся в углу рюкзак с продуктами. – Супер, не может быть! Это правда? Мне не кажется? Спасибо, ты не представляешь, как я хочу есть! – с этими словами она прыгнула на Макса и повисла на нём, крепко обхватив руками и ногами.

Когда порыв иссяк, она слегка отодвинулась от него и, глядя куда-то в сторону, негромко сказала:

– Я, кажется, влюблена в тебя, Макс. Honey, I love you, indeed 35 35 Милый, я люблю тебя, правда. , пожалуйста, поверь мне. Не делай глупостей, ok? Вот просто пообещай мне сейчас, что поступать в универ будем вместе. Мы обязательно поступим, а там что-нибудь с этой твоей армией придумаем и с деньгами тоже. Обещаешь?

На последнем слове они встретились взглядами. Макс заторможенно кивнул и выдавил из себя «да».

Станислава чмокнула его в щёку, и, спрыгнув на пол, изобразила ногами нечто, содержащее не слишком очевидный намёк на фуэте:

– Всё, быстро из кухни, сейчас я соберу праздничный ужин!

Перед тем, как Станислава приступила к сервировке, они выпили в качестве аперитива граммов по пятьдесят неразведённого спирта. Заранее Макс его не разбавил, а свежеразбавленный он терпеть не мог из-за противного запаха и неприятной теплоты, выделявшейся при смешивании воды и спирта. Разливая, он объяснил всё это Станиславе, которая, кажется, всерьёз решила помириться, поскольку не стала курить принесённый от знакомых косяк, а попросила налить ей выпить. Они выпили под «Bijou 36 36 «Изящная вещица» (англ.). », предпоследнюю песню с «Innuendo».

Финальную, «The show must go on 37 37 «Представление должно продолжаться» (англ.). », Макс слушал с лоджии, где курил сигарету. За открытой дверью Станислава стала в голос подпевать Фредди, и Макс, не переносивший любительщины, с досадой скривил рот. По краю сознания проскочила неприятная мысль: «чёрт, как всё это неприятно: сначала наркотики, пусть даже вроде как лёгкие, потом пародия на балет, теперь вот это вот, типа пение; может, мне вообще всё про неё померещилось?» Но расслабленность, вызванная ударной порцией спирта и примирительным поведением девушки, сделала своё дело – Максим благостно решил не замечать её недостатков, о наличии которых раньше вообще не подозревал, ну, или относиться к ним снисходительно.

Тем временем неразбавленный спирт усилил действие марихуаны и довёл пение Станиславы до какого-то экстатического кипения. Она уже не пела, а выкрикивала:

Макс вдруг почувствовал за спиной какое-то стремительное движение. Обернувшись, он понял, что Станислава ещё на кухне начала разбегаться, как бы продолжая свой восторженный танец и готовясь к прыжку, но не испугался, не закричал и не дёрнулся к ней, а продолжил наблюдать, отмечая, что картинка очень похожа на замедленный повтор гола по телевизору. Даже вопль, который девушка издала, отталкиваясь от порога (отталкиваясь сильно, слишком сильно, чересчур сильно, чтобы иметь шанс приземлиться на лоджию), не вывел его из этого потустороннего равновесия и не ускорил движений действующих лиц.

– I can fly my friends! 39 39 Я умею летать, друзья мои! (англ.) – строчка из песни «The show must go on». – звучало у него в ушах, когда он мягко подхватил её над ограждением и несколько мгновений сохранял инерцию её движения, а потом начал плавно менять направление этого полёта. Со стороны казалось, будто он на вытянутых руках несёт девушку над девятиэтажной пропастью, описывая её телом небольшой полукруг. Когда он вернул Станиславу в пределы лоджии, время скакнуло и понеслось с обычной скоростью. Макс уронил её на бетонный пол и в ту же секунду рухнул рядом. В него медленно вползал запоздалый страх, смешанный с отвращением к девушке, в которую он ещё несколько часов назад был влюблён без памяти.

На следующее утро он ушёл от неё.

За несколько дней до начала вступительных экзаменов Макс вспомнил, что до сих пор не подал документы в универ, а вспомнив, засомневался: стоит ли вообще поступать? С одной стороны, рассуждал он, проблему призыва поступление в университет не решит. То есть практического смысла эта затея не имеет. Даже если мечта сбудется, и он попадёт на РГФ, осенью уходить в стройбат с первого курса факультета мечты будет куда более тошно, чем призываться из его нынешнего ниоткуда. С другой стороны, поступление могло оправдать его в глазах если не отца, то хотя бы мамы с бабушкой. Получится успешно сдать экзамены – и вместо нелепой истории, начавшейся с рефлекторного хамства военкома, появится легенда про целеустремлённого провинциала, которого система образования вынудила пойти не в тот вуз, и который борется за то, чтоб учиться, где нравится. Наконец (и это было главной причиной), экзамены давали возможность хоть чем-то заняться. Уже неделю Макс сутками торчал наедине с собой в четырёх стенах и чуть с ума не сходил от скуки: видеть Станиславу ему не хотелось, а пивной бизнес накрылся после истории, случившейся в день города.