Афанасий Кускенов - Неповторимые. Сказ о родных людях, об односельчанах, сокурсниках, сослуживцах, друзьях; об услышанном, увиденном

Притчей во языцех стали наши «брызгания». Причем брызгали мы, как перед самой сдачей экзкаменов, так же, в обязательном порядке, и после сдачи.

Многие наши сокурсники были с западных регионов, были с Севера, например, с Якутии и им было невдомек, что это значит «брызгать». С религией в стране была напряженка. Что говорить о тех, кто был издалека, когда наши же местные барышни, по-первости, не совсем принимали наш обряд.

Бывало, спрашивают нас, намылившихся слинять с лекций:

– Парни, куда это вы лыжи навострили?

Мы им в ответ:

– Брызгать пошли, завтра же экзамен!

Нам троим, многое сходило с рук. Долговременных «хвостов» не имели, все причитающиеся испытания сдавали вовремя и задолженностей, практически, не имели. За исключением отдельных, досадных случаев.

К концу первого курса нашего полку прибыло. Мы, как сдружились с лучшими девушками нашей группы, во главе со старостой, так и прошагали дружной компанией вплоть до получения дипломов.

Глядя на нас, отдельные личности женской половины, доставали нас вопросами:

– Ребята, как это у вас ловко получается – не блещете образцовыми посещениями лекций, не проявляете особого рвения к учебе, однако, «хвостов» за вами не наблюдается?

На что мы неизменно ответствовали:

– Так мы же с Богом дружно живем. Всегда вовремя угощаем его – брызгаем, не гневим его, словом, мы очень богобоязненные люди.

Они кивают головами и в знак согласия тоже проявляют желание совершить, что-нибудь этакое:

– Мы сегодня, с девочками, тоже пойдем брызгать.

Мы же, строим умные лица и с печалью в голосе сокрушаемся:

– Нет, вам не положено этого делать. Это великое действо должны совершать только лица мужеского полу ! Женщинам, а тем более молоденьким девушкам ни в коем случае нельзя; даже думать не моги!

Они хватались за спасительную соломинку:

– А вы нам поможете, составите компанию?

Поломавшись для вида, ровно столько, чтобы бы не перегнуть палку, мы соглашались оказать им «посильную» помощь. Главное наше условие: присутствие всей троицы – не обсуждается. Угощение должно соответствовать уровню столь важного события.

В скором времени о наших проделках разузнали все и каждой группке, стайке девчат, тоже захотелось быть в стройных рядах основной массы сокурсников и оказаться в числе сопричастных к нашему таинству.

Мы никогда и никому не отказывали, но на наши шалости с укоризной смотрели дамы из нашей, так называемой, теплой компании. Они разработали на этот счет свой стратегический план.

Просекнув в наших рядах предательские поползновения, они самым решительным образом, старались пресечь идею брызгания на стороне, в самом ее зародыше.

Взамен на нашу лояльность, обычно презентовали не менее интересную программу, в виде обильного угощения, где имели место и каравай хлеба, и икры бадейка, и жареная индейка, и стерляжья уха, и телячьи потроха – и такой вот пищи, названий было до тыщи.

Если ничего интересного не предвиделось, то мы вечно пропадали у Сашки. То, якобы, пишем конспекты; то, будто бы, готовимся к экзаменам. Он с семьей, в то время, жил на Батарейке, в собственном доме.

Татьяна, жена его, завидев нашу троицу, всегда удалялась по своим срочным делам. Сколько дней и ночей мы провели в Сашкином доме – не сосчитать. Татьяна имела полное право турнуть нас из своего дома, но она ни разу нас ничем не попрекнула. Золотая женщина.

В стране начинала набирать обороты горбачевская антиалкогольная кампания. Зайти в магазин и так просто купить, что-нибудь из горячительных напитков становилось все труднее. Но мы, как-то справлялись с этой задачей.

Назаревич был постарше нас; Сашка ровно по – серединке; я же был значительно моложе Назара. Придя в Сашкин дом он, на правах старшего, совершал тот самый обряд поклонения Богу.

Он, как-то очень уж прямолинейно, наливал солидную порцию водки, надевал шапку, выходил с ней на улицу и возвращался с пустой тарой. Раз он так сделал, второй раз, а на третий Сашка не выдержал:

– Назар, ты бы наливал чуть меньше, нам же мало достанется…

Какими только словами он не ругал Сашку, не материл его – это надо было слышать. А Сашка был очень добродушным человеком: Назаревич распинается на счет его неуважительного отношения к Богу, а Сашка в ответ только заразительно смеется.

По-человечески и мне было тоже жалко водки, ведь долго мы стояли в очереди, нас толкали со всех сторон, мы, поневоле, тоже на кого-то напирали. А тут Назар так щедро льет её.

Но я молчал, понимал, что наш товарищ не простит нам вольности в этом щепетильном вопросе. Я был на стороне Сашки и всецело поддерживал его, но вслух произносить столь богохульные вещи, остерегался.

Вскоре, один случай расставил по местам наш негласный спор. Зайдя к Сашке домой, мы с ним вдвоем, сразу начинали хлопотать возле стола. Назаревич же, по дембельски разваливался на диване, и принимать участие в общих хлопотах никогда не спешил.

Так же было и на этот раз. Мы с Сашкой на стол налаживаем, а «дедушка» наш на своем излюбленном месте. Оттуда подает голос:

– А…, сходи-ка на улицу, подай угощение Богу!

Назаревич родом из Курумкана, Сашка Осинский, но детство его прошло на просторах Крайнего Севера. Назар всегда полагал, что он ничего общего с Богом не имеет и относился к Сашке, как человеку несведущему в вопросах религии и не мог ему доверить столь ответственное дело.

Когда от него поступила команда, я не стал выходить на улицу, подумав «у их своя свадьба, у нас своя», – совершил обряд, капнув из рюмки водку, по нашему обычаю, на печку. Благо она полыхала ярким пламенем, и бойко трещали в ней разгоревшиеся полешки сухих дров.

Это заметил Сашка и ему дюже понравился такой подход к делу – и волки сыты, и овцы целы. Все последующие угощения, а их до окончания учебы, было превеликое множество, Сашка оставался рьяным последователем традиций «по-нашенски» и неизменно повторял:

– А…, иди – ка ты брызгать, не то наш аксакал опять всю водку выкинет и нам меньше достанется.

Парней в группе было много, примерно половина. Но все они вели себя чересчур уж обособленно. Изредка, мы допускали в свою компанию Петьку Кузьмина. Но он немного проучился, ушел после неудачной сессии.

На втором курсе, мы изучали раздел высшей математики – Теория вероятностей. Эта дисциплина Эйнштейна, по-своему, мудрёная и преподаватель при сдаче экзамена, не считал зазорным разрешить студентам пользоваться конспектами и соответствующей литературой.

На экзамене мы с Петькой оказались за одним столом. Смотрим, друг у друга билеты и свободно общаемся. В его билете одна задача показалась очень уж знакомой, решение, которой я знал наверняка.