Николь Галанина - Меня охраняют призраки. Часть 1

Приняв такое решение, Энтони поспешно опустился в мягкое кресло. Солнце уже поднялось за горизонтом, и его тёплые, робкие лучики обласкали подоконник. Миг – и они почти стеснительно заглянули в остывшую комнату. Вдруг Энтони показалось, что он вернулся на сорок лет назад, и они с Региной, оба молодые и полные сил, сидят в гостиной в его особняке на Центральной Площади. Тогда он ещё любил свою жену. Она была молода, умна и красива, она могла зачаровывать и подчинять одним взмахом ресниц. Наверное, ей удалось затащить его под венец лишь благодаря своему мощному личному обаянию. Другого объяснения этому торопливому и безрассудному браку он не находил. Уже спустя пять лет он окончательно охладел к своей супруге. Она оказалась не только притягательна, но также властолюбива и самоуверенна. Она совсем не подходила буйному, весёлому Энтони по темпераменту. С течением лет он даже возненавидел свою жену, освящённая в церкви связь с которой налагала на него определённые обязательства. Но сегодня, когда её не было на свете уже много лет, он не чувствовал к ней того отвращения, что было прежде. Нет, он словно вернулся в более счастливое и беззаботное прошлое. Он помнил, как однажды они, молодожёны, вместе молча наблюдали за тихим городским рассветом. Тот рассвет навсегда запечатлелся в его памяти… почему? Он вздрогнул: похоже, некая тень проскользнула у его уха… Он стремительно обернулся.

Регина сидела в соседнем кресле, юная и прекрасная, как в тот день. Длинные тёмные волосы падали ей на плечи. Она повернула изящную головку к нему и ослепительно улыбнулась. Энтони в ужасе отодвинулся: он не верил собственным глазам. Что с ним происходило? Он посмотрел на свои трясущиеся старые руки. Нет, он находился не в прошлом… Регина умерла…

Но она сидела, как живая, и на её тонких губах играла весёлая улыбка… в точности такая же, как и четыре десятилетия назад. Энтони почувствовал, как к горлу подкатывает колючий комок, а сердце начинает биться чаще от страха. Он был бы рад отвернуться от жуткого видения или закрыть глаза, но некая непреодолимая сила заставляла его внимательнее всматриваться в лицо давно умершей жены. Регина легко поднялась из кресла: то даже не скрипнуло – миновала журнальный столик и приблизилась к мужу вплотную. Он резко распахнул глаза… Этого не могло быть! Этого не должно быть! Она мертва, она мертва и давно уже сгнила в своей могиле! В горле у него пересохло, в ушах отчаянно застучала кровь. Регина склонилась к нему ещё ниже: теперь он мог видеть на её безупречной молодой коже каждый неверный блик солнечного зайчика… От её волос едва ощутимо пахло знакомыми цветочными духами.

– Привет, муж, – тихо сказала Регина, и её тонкие губы искривила мрачная усмешка. Она неосязаемо коснулась рукой его поседевших волос. – Я жду тебя.

– Уйди… ты умерла… тебя здесь нет! – пронзительно вскрикнул испуганный Энтони. – Иди в свою могилу!

Регина покачала головой:

– Не могу, – призналась она. – Мне неудобно: мой гроб гниёт, и черви гложут мои кости. Я буду с тобой…

– Уходи! – Энтони сорвался с места.

Он не знал, что умеет бегать так быстро. С разбегу он врезался в стену, отшатнулся и на ощупь принялся искать ручку двери. Ему казалось, что призрак жены незримо стоит у него за спиной, а знакомые тонкие пальцы уже сжимаются на его горле… Картины перед его взором затуманились и поплыли куда-то, как спущенные с якоря корабли. Он не знал, как ему ориентироваться в этом странном новом мире. Все предметы вдруг размылись, утратив свои привычные очертания и пропорции. Шкафы вытянулись и сузились, стены исказились, пол сделался крошечным отполированным пятнышком, а потолок ушёл куда-то в небо…

– Энтони… – доверительно шепнул знакомый голос.

– Нет!! – взвыл он.

Наконец-то ручка здесь… приятный холод обжёг его горячую руку. Заунывный голос Регины зазвенел, как похоронный колокол. Она повторяла его имя, и с каждым произнесённым ею слогом интонация её голоса менялась…

– Энтони… – испуганно проговорила она.

– Убирайся! Исчезни! Оставь меня в покое!

Ручка поддалась, и он пулей выскочил в длинный узкий коридор. Привалившись к двери, Энтони ещё долго пытался унять дробный перестук собственного сердца. Что это было? Что это было? Его колотила нервная дрожь, руки самопроизвольно то сжимались, то разжимались. Его дыхание хрипло разносилось в застоявшемся воздухе.

А с той стороны двери всё было тихо. Только лёгкое поскрёбывание опасно щекотало его взбудораженные нервы. Энтони почувствовал, как сердце сжала чья-то ледяная рука, перед глазами потемнело, а ноги сами собой вдруг подкосились. Стук – и он рухнул на колени. Стук – пискнуло в груди. Стук – и дверь неслышно распахнулась, ударившись о стену. На пороге возникла она: развевающиеся длинные рыжие волосы, блестящие тревогой зелёные глаза, бледное от испуга лицо. Джилл Санчайз упала рядом с ним. Её похолодевшие пальцы неуверенно искали пульс у него на запястье.

– Энтони! Энтони! Тони! – её бессвязные выкрики перемежались громогласными рыданиями.

– Уйди! Прочь, прочь от меня, мертвец! – взвизгнул старик, размахивая руками.

Тёмная пелена занавесила ему взор; одурманенный ею, он видел вместо живой Джилл мёртвую Регину. И мёртвая Регина холодно усмехалась ему из потустороннего мира. Ледяное дуновение, обхватившее его вокруг рук, как наручники, повлекло куда-то вдаль… туда, откуда возврата не было.

– Тони, это я! Это я, Джилл! – твердил из мира живых голос Джилл. – Очнись!

– Убери руки! Не трогай меня! Ты не имеешь права! Прочь, прочь! – бормотал Энтони.

Глаза его были полузакрыты, из груди рвалось хриплое, с присвистом, дыхание. Джилл, несмотря на то, что злословы называли её пугливой мышкой, в минуты опасности способна была обретать необъяснимую силу. Подхватив отчаянно брыкающегося супруга под мышки, она волоком протащила его из гостиной в коридор, оттуда – в спальню и уложила на постель. Энтони продолжал стонать и метаться; ему чудилось, что жена-покойница отнесла его к себе в могилу, и черви уже начинают вгрызаться в его внутренности. Заливаясь плачем, он кричал:

– Джилл! Джилл, помоги! Джилл!

– Я здесь, дорогой, – нежно прошептала Джилл, крепко сжимая руку беспокойно ворочающегося старика.

Но он словно не слышал её слов. Вернее, он их слышал, но по-иному, он слышал их из уст Регины, и это только ещё больше пугало его.

Сообразив, что разговором мужа не успокоить, Джилл в состоянии полного, змеиного, хладнокровия, подошла к семейной аптечке и вынула оттуда баночку с успокоительными средствами. Обычно их принимала младшая сестра Джилл, Сэнди, отличавшаяся крайней нервозностью, но Сэнди уже год не приезжала в гости, и её лекарства остались в распоряжении Эстеллов. Опытной рукой Джилл взяла стерильный шприц, отмерила нужную дозу успокоительного, и, подойдя к извивающемуся на постели Энтони, крепко схватила его за руку. Старик повернулся; его глаза широко распахнулись, но разум в них не вернулся. Казалось, что чья-то холодная рука – рука Регины! – рисует перед его взором картины, не имеющие ничего общего с реальностью. Не тратя лишнего времени на увещевания, Джилл спокойно примерилась и со всего размаху всадила шприц во вздувшуюся голубую вену мужа.