Сергей Усков - Сто первый мужчина. Роман

Зверь крадучись пошел навстречу Ольге. Шел след в след, как по канату, вытянув шею, не спуская глаз, временами морща черную мочку носа. Настолько грациозны и плавны кошачьи движения, что если бы не сопутствующее ощущение угрожающей силы и сдерживаемой ярости, она залюбовалась бы зверем. Но это не зоопарк, не познавательный фильм о природе. Это дикая кошка, приготовившаяся разорвать в клочья.

Ольга вскочила на ноги, не чувствуя боли, попятилась. Сделала шаг, другой – и в беспамятстве бросилась бежать, проваливаясь в рыхлом снегу, поминутно падая и вставая. В глазах повисала кровавая пелена. Седая кошка огромными прыжками опережала обезумевшую жертву. Всякий раз вставала на пути. Вконец обессилив, Ольга остановилась в метре от зверюги. Странная рысь, сохраняя поразительную выдержку, с каким-то осмысленным взглядом обозревала насмерть напуганную женщину. В карих глазах читалось злорадное торжество превосходства.

– Игоооорь! – завопила Ольга; бросилась, сломя голову, прочь от вездесущей кошки-мутанта.

– Что за дикий ор! – Сильные руки крепко обняли её. – Что, родная, за дикие крики?!

– Игорь, это ты! – Навзрыд заплакала Ольга. – Где же ты был! Ой, будь осторожен. Нас обложили со всех сторон страшные кошки!

– Да никого здесь нет! Успокойся. Ты зачем сиганула с горы, не дождавшись меня. И притом ты съехала с лыжни и каким-то образом пролетела поверх сугроба. Ну и скорость, видимо, у тебя была!

– В самом деле, здесь нет никого зверя? – Ольга с недоверием огляделась. – Вот же смотри, следы!

Игорь присмотрелся к отпечаткам на снегу, качнул головой:

– В самом деле отпечатки следов. Кто же это мог быть? Волки стали большой редкостью. Из кошачьих у нас водятся рыси – их ещё можно встретить. Но для рыси крупноваты следы…

– Это была седая рысь с длинным хвостом. И, возможно, не одна.

– Может быть, это были снежные люди. Йети, которые притворились рысями.

– Мне не до шуток, – ответила Ольга, насупившись от досады.

– Просто нам нельзя разлучаться, – сказал Игорь Михайлович.

Остаток дня Ольга провела в рассеянной задумчивости. Лишь наутро, после крепкого сна, с улыбкой и холодком по коже вспомнила столь странное происшествие. Им, действительно, нельзя разлучаться.

Игорь Михайловичу этот случай на лыжной прогулке также врезался в память. Он подумывал выбрать момент и вновь пройти по той же лыжне, не упускаю из виду Ольгу. В его правилах, не допускать, чтобы слова расходились с делами, не оставлять ничего не завершенным.

Прошло десять дней, и как будто обозначилось свободное окно в жестком распорядке дня. Как раз сегодня нет необходимости засиживаться допоздна над деловыми бумагами. Игорь Михайлович, обозревая уютный кабинет, решил вечером пройтись по той же лыжне: в сумеречный час шансов больше встретить седую рысь.

Игорь Михайлович подошел к окну кабинета, выходящего на улицу, в раздумье о странной зверюге, напугавшей Ольгу, о сыне, который никак не может определиться с выбором профессии. На носу выпускные экзамены, окончание школы и начало большой жизни. В его годы он четко знал, что будет врачом. А сейчас деньги, материальный достаток перевешивают другие ценности. Быть может, оттого и мечется сын, не желая призвание разменивать на умение «зашибать деньгу». С чего взяли, с чьей подачи впихнуто в головы, что счастье и деньги это одно и то же?

Он уже собрался отойти от окна, как что-то заставило внимательнее вглядеться на улицу. Из клиники вышел завхоз, его грузное тело крейсерским ходом поплыло к немытому автомобилю народной бюргерской марки. Вот он сел, включил зажигание – машину чуть тряхнуло, и вдруг из выхлопной трубы показалось нечто наподобие каучуковой дубинки молочно-белого цвета. Это нечто стало стремительно удлиняться, выказывая характерную пипку на конце. Сомнений не оставалось: это вовсе не сдуревшая подушка безопасности, не надувной шарик, закатившийся под машину и не дубинка полицейского – это приводимый в действие громадный презерватив. Резиновое изделие выросло до неимоверных размеров; в ожидании основного действия подрагивало от нетерпения. Такой чудовищный член привел бы, пожалуй, в ужас любую особь женского пола, будь он действительно таковой, а не распираемая выхлопными газами резиновая оболочка.

Обалдевшие прохожие останавливались, как вкопанные. Выпучив глаза, с разгорающимся любопытством поджидали, что же будет дальше. Завхоз протирал мутные очки и не замечал, что стал центром потешного действия. Через несколько секунд презерватив со свистом вылетел из-под машины, сорвавшись с креплений на выхлопной трубе, и, описав дугу, шлепнулся на лобовое стекло. Раздался дружный хохот. Завхоз водрузил на нос очки, и сам, обалдевая, вперил мутный взгляд на невесть откуда взявшийся использованный презерватив чрезвычайно внушительных размеров. Включил стеклоочиститель – щетка проскочила по верху резинового изделия, разгладив и припечатав к стеклу. Чертыхнувшись, завхоз, кряхтя и сопя, выбрался из автомобиля, ручной щеткой брезгливо смахнул на землю умопомрачительную резинку.

Один из прохожих резво подскочил к завхозу, вежливо полюбопытствовал: «Скажите, пожалуйста, это не рекламная акция? Я не вижу марки, названия продукта. Очень, очень прочная резина. Я бы купил у вас прямо сейчас пробную партию». – «Да пошел ты…».

Завхоз добавил еще пару крепких словечек хамского содержания, и пыхтя от злости, обвел выпученными покрасневшими глазами улицу и фасад клиники. Увидел согнувшихся от колик неодолимого приступа смеха двух уборщиц, Ларису и Тамару, погрозил кулаком, ввалился в машину, рев мотора стал заключительным аккордом усмеятельной сцены.

Игорь Михайлович усмехнулся: он затевает основательное техническое перевооружение клиники, а работники, в самом деле, дурью маются. Где же то глобальное, что сможет переустроить на высокий лад их мысли и стремления?

Двадцать восемь лет назад от того дня, когда завхоз стоматологической клиники сбросил оземь тридцатисантиметровый презерватив с лобового стекла, по этой же самой улице и в это же время шла советская девушка Глаша.

Она высокого роста, с широкими бедрами, толстой русой косой, закинутой за узкие плечи. Деловой костюм цвета беж не в силах скрадывать аппетитную грудь, способную накормить сразу двоих розовощеких младенцев, свести с ума прожженного ловеласа. Приталенная юбка сидела на бедрах в обтяжку, оголяя колени. Но забраться выше колен, обласкать тонкую кожу, ниспадая к модельным туфелькам, мог только шалый ветерок.