София Привис-Никитина - Папа! Папочка! (сборник)

Чуть свет Солоха была уже у Наташкиных окон:

– Хромая, выходи на улицу! – бодро выкрикивала она, кричала долго, пока не вышла заплаканная Наташкина мама и стала в сотый раз объяснять этой несносной мерзкой девчонке, что Наташа наказана и стоит в углу, и никуда со двора больше ходить не будет НИКОГДА!

Солоха опрометью метнулась к папе, рассказала ему страшную историю про Наташкино заточение, про то, что та стоит в «угле» с тех самых пор, как случилась эта их ссора.

Что хромую жалко и надо её вызволять, надо подарить ей куклу, от которой одной все неприятности и произошли, она всё равно уже Солохе надоела, а ей, Солохе, надо привезти с моря новую с синими волосами, как у Мальвины.

Лёва тяжело вздохнул, надел свой кашемировый лёгкий костюм и пошёл, за подпрыгивающей Солохой, к дому виновницы всех печальных событий последних дней.

Дверь открыла грустная красивая Наташина мама. Лёва долго и красиво с ней разговаривал, женщина алела лицом, хорошела на глазах, на щеках проклёвывались симпатичные ямочки.

К концу разговора была она уже полностью Лёвой порабощена, а Наташка свободной птицей вылетела из дому к своей ненаглядной, жестокой и любимой подруге. Подруга протягивала к ней мечту и улыбалась.

Они шли от дома с миром и счастьем в душе, на повороте Солоха обернулась и бросила прощальный рентгеновский, ревнивый взгляд на лавочку, где сидела красивая молодая женщина и улыбалась её папе радостно и удивлённо.

Через две недели поехали снимать швы. Швы сняли моментально. Красивый волшебник сказал папе, что последствий не будет никаких, в смысле печальности.

Девочка подрастёт, небольшой шрамик сместится на совершенно невидимое место, а с учётом того, что девушка будет ещё и припудривать свой хорошенький носик, то об этом несчастном случае и вспоминать забудут.

Потом Солоха долго болталась беспризорная в коридоре, а папа с волшебником закрылись со стороны кабинета на ключ. Оттуда раздавались истерические звуки хохота и звон стаканов.

Это могло бы ввести в недоумение посетителей в коридоре, но на двери болталась лаконичная и всё объясняющая табличка: «Консилиум».

Консилиум происходил часа полтора, за это время Солоха успела дать два благотворительных концерта в пользу ожидающих, дождалась своего всемогущего папу и отправилась с ним за необходимыми им с папой мелочами в магазин.

Жизнь снова разворачивалась к ним своим улыбающимся лицом.

Солоха перед школой была загружена под завязку, папа желал отправить её в школу совершенно грамотной и самостоятельной барышней. В шкафу болталась новенькая форма со всеми положенными к ней рубашечками. Школьная шапочка сидела на её головке кокетливо и игриво.

Сама она была хорошенькой до невозможности, только на носу, немного с боку ярко пылала узенькая алая полосочка. Как-будто котёнок, заигравшись, полоснул острым коготком. Но и эта полосочка не долговечна, время сотрёт её ластиком, и останется только курносый носик на круглом лукавом личике.

Время летело, летело, но вдруг резко сбавило повороты и поползло. Хотелось подстегнуть его, подвинуть поближе к осени и к долгожданному первому сентября.

Первого сентября папа приведёт её за руку в школу, и начнётся другая взрослая жизнь с личным портфелем, тетрадками и учебниками, с пеналом и чешками в мешочке, на котором маминой рукой было красиво вышито: «Зося. 1-й – А».

Но перед тем, как войти во взрослую школьную жизнь ещё одно потрясение ждало Солху.

Набегавшись вдоволь на воле, после занятий с Дегмарой, а потом с папой Солоха засыпала мгновенно, не успевая донести голову до подушки.

А в одну из ночей проснулась от страшного какого-то зловещего сна, причём самого сна Солоха не помнила, он отлетел сразу же, как она распахнула в ночь испуганные глаза. Сон отлетел, а ужас в душе остался.

Она босиком бросилась в спальню родителей. Скорей, скорей окунуться с головой в защищённость и успокоение!

Солоха ворвалась в мамину спальню, остолбенела на мгновение и опрометью бросилась вон, в детскую, заплетаясь босыми ногами в ночной сорочке.

Увиденное в спальне потрясло её! Она не знала, что это, но что «это» что-то постыдное, чувствовала. Мама обнимала папу голыми круглыми коленками, а он прыгал на ней, мял её, как куклу, рыча как Тузик над костью.

Мама тоненько взвизгивала и подхихикивала, противненько так, подленько подхихикивала.

Солоха ворвалась в детскую и, наклонившись к Димочке, трагическим шёпотом произнесла:

– Димка, там папа с мамой дерутся!

– Дура ты, Солоха, не дерутся они, они е-тся! – сказал Димочка.

– Как? Что? Кого? – закудахтала в недоумении Солоха.

– Детей строгают! Поняла? – повернулся на другой бок и заснул.

В ту ночь она ещё долго не могла заснуть, она не могла понять, что ей делать с этой стыдной тайной, в душе копошились беспорядочные и тоскливые мысли, разум отказывался принять то, что она увидела, а яркая картинка не стиралась из памяти никак.

Мамина репутация рушилась на глазах. В том, что во всём была виновата именно мама, Солоха не сомневалась.

На утро всё было, как всегда, никто не посыпал себе главу пеплом, папа брился в ванной, насвистывая арии из «Сильвы», мама пекла блины, видимо они даже не заметили её ночного посещения.

Солоха позавтракала со всеми и понеслась прочь из дома с очередным обходом. Но сегодня, собирая и раздавая новости, она, почему-то ни словом никому не обмолвилась о ночном происшествии. Что-то заставило её загнать этот инцидент в самый дальний уголок своего сознания.

Жизнь шла своим чередом, Солоху усиленно готовили к школе, мама вязала для всех троих удивительной красоты свитера на зиму, периодически прикладывая их к спинам детей, но начались мелкие стычки между мамой и дочей.

Солоха повадилась разговаривать с мамой снисходительно-высокомерно, все своим видом давая понять, что знает про маму кое-что такое, что «ой – ёй – ёй!»

Вера терялась в догадках, не понимала причины Солохиной скрытой агрессии и такого вот пренебрежения, пока в сердцах не закатила той, как следует по шее, и проблема уважения к взрослым была решена в пользу взрослых.

Солоха даже жаловаться не побежала к любимому папочке, поняв, что то, что хотелось бы ему предъявить, она не то что предъявить, а даже толком сформулировать не сможет.

Ну а долгожданная школа захлестнула Солоху с головой. В школе она неожиданно получилась очень популярной и уважаемой личностью.

В четвёртом «А» классе учился её симпатичный братик Димочка, в которого были влюблены девочки не только из его класса, но и из параллельного.

А аж в восьмом «Б» учился её старший братик Валерочка, который считался одним из лучших спортсменов школы и, естественно, тоже был любимцем дам.