София Привис-Никитина - Папа! Папочка! (сборник)

Всё это вылилось потоком обожания и лести на такую лёгкую добычу, как Солоха. И она, действительно, поверила, что заслужила эту любовь и такое поклонение исключительно благодаря своим талантам и красоте неземной.

Если какому-нибудь незадачливому первоклашке приходило в голову не верить исключительности этой девочки, включался шантаж и террор:

– А я вот скажу Варелику, он тебе всю моську раскровянит!

– А я вот скажу Димочке, он с тобой танцевать не будет!

Вседозволенность её простиралась и на учителей, они тоже обязаны были её обожать и плясать под её дудку. Но тут уже было гораздо сложней.

На уроке пения училка предложила каждому спеть свою любимую песенку. Все пели про ёлочку, которой холодно зимой, про серого зайку.

Но Солоха давно и принципиально детских песен не пела, слишком низок в них был накал страсти и примитивна драматургия.

Когда дошла очередь до Солохи. Она, театрально сложив впереди перед собой ладони в домик, проникновенно и совершенно в музыкальном отношении правильно запела:

– Наш костёр в тумане светит, искры гаснут на лету. Ночью нас никто не встретит, мы простимся на мосту!

Командное:

– Достаточно! – срезало на лету «лебединую песню поэта». Было ясно, что солировать ей эта строгая тётка вряд ли позволит, ну да посмотрим ещё!

Ну а потом и сама Солоха влюбилась окончательно и бесповоротно в Женьку Королёва, самого ловкого и симпатичного мальчика в классе. Но Женька на неё не обращал ни малейшего внимания, он был весь поглощён гимнастикой и акробатикой, его раздражала эта назойливая девчонка.

А Солоха всё лезла и лезла, всё мелькала перед ним бесконечными нарядными бантиками, гольфиками с умопомрачительными кисточками. Но Женьке было глубоко наплевать на эту, как он её называл «с кисточками».

Испробовав все возможные и известные ей методы обольщения, Солоха разочарованно озлобилась и сгоряча выбрала тактику беспардонного стукачества.

На уроках физкультуры, где царствовал спортивный Женька, она следила за ним недобрым глазом.

Женька ловко, как обезьянка вскарабкивался по канату под самый купол зала, и вот когда он болтался на опасной этой недосягаемой высоте, Солоха подходила к учительнице физкультуры и, высоко подняв свою пепельную головку, так высоко, что чуть ли не заваливалась назад, она пищала:

– Карелия Ивановна! А у Женьки Королёва глупости видно!

Карелия Ивановна густо краснела и советовала Солохе так сильно не задирать голову, чтобы не упасть и не переломиться пополам!

Совершенно потеряв голову от любви, Солоха постепенно роняла своё достоинство всё ниже и ниже. Она подкарауливала Женьку в самых неожиданных местах, писала ему записочки, пачкала учебники, брызгала с пёрышка кляксами на его тетрадь и окончательно доведённый до отчаяния, Женька её серьёзно поколотил.

Солоха восприняла это, как знак любви и возгордилась. Она раззвонила всем девчонкам, что Женька ей проходу не даёт, надоел ей, как вечерний комар. Женьку начали дразнить, и тому ничего не оставалось, как публично отказаться от Солохиной драгоценной любви.

Унижение было потрясающим, но помогло Солохе прозреть и заподозрить, что где-то она сильно промахнулась, неотразимость её поставлена под сомнение.

Срочно нужно подправлять репутацию, и Солоха притихла, прикидываясь влюблённой в совершенно другого мальчика из взрослого, третьего класса.

Реванш, свой штрафной удар Солоха планировала продемонстрировать на Новогодней ёлке.

Папа принёс для неё настоящую балетную пачку, не подделку самострочную какую-то, а ту, что надевали на себя настоящие маленькие балерины. К пачке прилагались прекрасные кремово-розовые пуанты, корона и веер необыкновенной красоты.

Когда Женька увидит её в такой красоте, он поймёт, кем пренебрёг, раскаяние будет жестоким, но поздним. Она ему не внемлет.

Вот с такими мыслями в пепельной своей головке тащилась Солоха со школы след в след за своим старшим братиком Димочкой.

Первые месяцы её встречал из школы папа, но поскольку работы у папы, как всегда было много, он уставал, то решено было в дни, когда расписания Димки и Солохи совпадают, доверить доставку Солохи из школы домой почти взрослому Димочке.

Эта перспектива Димочку удручала, но особо с ним не советовались: поставили перед фактом – и всё! Но Димочка очень спешил домой: скорей зафитилить обрыдлый портфель куда-нибудь в угол и умчаться к друзьям!

Солоха же плелась, как черепаха, дома ждала её музыка и ненавистная письменная буква «З», с которой немыслимо было совладать.

Её хвостик не получался таким, каким получался у всех нормальных детей, и уж, конечно, ему никогда не стать таким безукоризненным, как у папы.

У Солохи хвостик то уходил вправо, почти горизонтально строчке, то скашивался резко влево, и буква становилась похожей на кота, поджавшего хвост.

Папа дивился: ведь до этого же была буква «Д», тоже письменная, тоже с хвостиком, но прошла на «ура», а вот эта никак не давалась и тайна сия была велика и непостижима.

Наконец, уже в пределах видения был их маленький домик, Димка с облегчением вздохнул и помчался на всех парах.

Солоха же не спешила, она ещё долго кряхтела на крыльце, тщательно вытирала о половичок ноги, но пора было входить и докладывать о своих сомнительных успехах, в частности, об успехах в чистописании.

– А папа дома? – ввалилась в сени Солоха со своим традиционным вопросом вместо «здрасьте!»

– Да тихо ты! – одёрнула её настороженная, как лань, мама.

– Что ты колготишься? Орёшь? Папа отдыхать лёг, он с работы, усталый. Давай, раздевайся, мой руки, обедать будем.

– А папа? – не унималась Солоха.

– Папа есть не хочет, он устал и отдыхает, – по слогам, как дефективной членораздельно произнесла Вера.

Всё это было для Солохи очень странно и ново: папа не хочет кушать, папа устал. Её папа не уставал никогда, а кушать хотел всегда. Он сам про себя иногда говорил: «Люблю повеселиться, особенно пожрать!»

А, глядя, как Димочка уписыват пельмени, радостно советовал: «Лопай! Лопай! Равняй морду с жопой!» А тут: устал, кушать не хочет. Всё это было очень невесело. И ещё этот странный запах лекарств, так никогда раньше не пахло у них в доме.

Хорошо было одно: музыку мама отменила, чтобы не будить папу.

К вечернему чаю вышел к столу грустный и тихий папа, как-то равнодушно спросил у Димки про очередное замечание по поведению, как всегда, поставил тому в пример старшего брата, от которого никаких неприятностей, а напротив, грамоты на стене и полное уважение.

Спросил и Солоху про злополучную букву «З», Солоха уже была готова рассказать про очередную двойку по чистописанию, но наткнулась на мамин предостерегающий взгляд и прикусила язык.