Александр Тихорецкий - Выстрел по солнцу. Часть первая

Но прошло время, постепенно исчезли новизна, острота ощущений, а вместе с ними – и нумерология, и календари с формулами, ставшие теперь ненужными и неинтересными, чересчур громоздкими для типовых отсеков памяти. Взамен появилась хандра, чувство скучливой безысходности, какое, наверно, испытывает акробат, в течение многих лет, день за днем, выполняющий один и тот же трюк. Все, что на старте казалось невероятным, увлекательным и неповторимым, превратилось в рутину, банальное исполнение служебных обязанностей. И все. Никакой фантастики, обычный, растянувшийся на годы, эксперимент.

И все равно, отчего ему так неуютно? Даже тревожно. И номер игры зачем-то понадобился. Память никогда ничего просто так не подбрасывает, уж он-то это знает определенно. Ну, и ладно! Будет, над чем подумать. После игры.

Ленский стоял перед зеркалом, примеряя маску. А масок, сколько у него было? Эта вот – которая по счету? Их же меняли от игры к игре?

Тут он мысленно закатил себе оплеуху. Да что с тобой такое сегодня? Соберись, в конце концов! Впереди – заурядная, проходная игра с каким-то очередным гением от карт, которому стало тесно у себя в Урюпинске, и которого тамошние авторитеты делегировали на игру в Москву. Игру с самим «маэстро», с которым уже сидеть за одним столом – большая честь, так что, почет и уважение тебе обеспечены a priori, и нет никаких поводов для волнения и беспокойства.

Это просто погода. Уходит зима, еще недавно большая и сильная, а теперь мокрая, растерянная, жалкая, завывающая по ночам в колодцах дворов последними ветрами, гоняющая куцые облака в черном мартовском небе. Да-да, такая ипохондрия всегда случается у него в это время года, приходит неожиданно и незаметно, тогда, когда он уже перестает ее ждать. Словно неизвестный вирус проникает она в организм, и в один прекрасный день тихо, но настойчиво заявляет о себе. И все. Он завоеван. Завоеван, захвачен, порабощен без шума, без единого выстрела, словно корабль, нечаянно зашедший в чужие территориальные воды.

И исчезает ипохондрия так же внезапно. Однажды утром Ленский вдруг понимает, что ее нет, что он снова свободен, и забывает о ней сразу же, без грусти и сожалений. Она остается за границей марта, за его проклятыми туманами, слякотью, тяжелыми ветрами, и календарные даты, словно пограничные столбы, надежно защищают его, отпугивая призрак уныния до следующей весны.

Пройдет это и сейчас. Должно пройти.

Еще раз проверив на лице маску и поправив галстук, что-то мурлыча себе под нос для поправки так не вовремя упавшего настроения, Ленский вошел в игровую комнату.

Здесь тоже все было знакомо ему. Стол на возвышении, отблески каминного огня на спинках стульев, конус света от лампы. Все просто и функционально, все продумано до мелочей, и даже самый придирчивый знаток не найдет ни малейшего повода для придирки или беспокойства.

Эта комната объявлена устроителями местом встречи истинных ценителей игры. Тех, кто рассматривает ее, как чистейшую квинтэссенцию риска и азарта, как суммарный вектор хитросплетений судьбы, определяющий конечный результат партии. Здесь не обманывают людей с помощью хитроумных приспособлений, творений века технологических изысков, здесь не мошенничают, здесь уважают традиции.

В этом мог легко убедиться каждый заинтересованный, сантиметр, за сантиметром обследовав комнату и прилегающие к ней помещения. Такие проверки происходили неоднократно, прежде чем неизменность результата не заставила проигравших искать причину поражений в другом. Но это случилось потом, а когда-то, в самом начале, все новые и новые охотники обшаривали полы и стены в поисках, хотя бы, чего-нибудь подозрительного, рыскали зоркими взглядами в призрачной надежде отыскать, хоть, что-то, пригодное для оправдания.

Впрочем, всё было безрезультатно, и раз за разом незадачливые сыщики вынуждены были расписываться в собственном поражении, уходя ни с чем, пряча за вежливыми улыбками бессильное раздражение.

Итак, организаторы были честны, этого уже никто не отрицал, но, ведь, дело этим не ограничивалось. Подлинную исключительность им принесла другая, просто неслыханная вещь. Их «исполнитель» никак не использовал обычный в таких случаях шулерский арсенал! Просто отказывался от него и все! И это не было рекламным трюком, пустым обещанием, это было официальное предложение, коммерческая оферта, своего рода фора, вызывающе дерзкая и подкупающая одновременно.

Если сравнить такую игру с дуэлью, то Ленский в ней представал бы совершенно беззащитным перед вооруженным до зубов соперником. И, если честность для подобного рода мероприятий была все же некой абстракцией, величиной, скорее декларативной, нежели реальной, то последнее находилось уже за гранью понимания.

Шулерское сообщество недоверчиво насторожилось, взяло паузу, однако, как и всегда в таких случаях, любопытство понемногу побороло недоверие, постепенно превратив его в осторожный интерес.

Следующим шагом эволюции отношений стало появление «пробного шара», невысокого, похожего на жука, человечка с идеальным пробором и неуловимыми, бегающими глазками. Он привел с собой целую группу коллег, дотошно осмотревших «катран», и всю игру не спускавших с Ленского глаз.

Они не скрывали своей уверенности в победе, приняв его за богатого простофилю, изнывающего от безделья. Не стесняясь, они шумели, дурачились, посылали Ленскому наглые плотоядные улыбки, и каково же было всеобщее изумление, когда «пробный шар», претендующий на роль розги для сорванца, проигрался в пух и перья.

На некоторое время в шулерских кругах воцарилась тишина, впрочем, довольно недолгая. Уважаемые мэтры, маститые игроки, чего только не повидавшие на своем веку, не привыкли к таким унижениям, и было очевидно, что пауза была взята лишь для того, чтобы как следует обдумать план мести, жестко и показательно «наказать фраеров».

Шулерское сообщество ощетинилось, сплотилось и приняло вызов.

Теперь в бой пошла тяжелая артиллерия. За первые пару месяцев их посетителями стали не менее десятка столичных «исполнителей». Их организацию «прощупывали» на самых разных уровнях, иногда таких высоких, что Ленскому казалось, что следующий звонок должен быть, как минимум, из администрации Президента.

Но все игры заканчивались одинаково – соперники Ленского раз за разом проигрывали, а он, загадочный и недоступный, исчезал в темных коридорах неизвестности. Как и следовало ожидать, обстоятельство это вознесло его на картежный Олимп, а клуб сделало местом негласной коронации игроков, где должен был попытать свои силы всякий уважающий себя «катала». Игра в их клубе стала своего рода пропуском в мир высоких ставок. О партии с «маэстро» рассказывали вполголоса, словно о какой-нибудь тайне тайн, и образ его все больше окутывался мистическим ореолом.