Виктор Авин - Миграция Души. Том 1: 2001–2011 избранное

Непременно, он зайдет, откроет дверь,

Станет тихо и светло. Наоборот -

Он откроет дверь, зайдет, отключит свет

Станет больно, громко, даже итого -

Горячее чем вода у батарей,

Станет

Та вода, в которой дышащих углей

Пламя

Ярким пламенем не гасит стельки кед,

Что поставлены сушиться потому

Что плясали целый день «Он не пришел»

Оттого что не пришел, зараза, все.

Но он все-таки придет, но поздно, нет -

Вот от этого теперь горит, бронхит -

Заболели кеды (ей-то ничего),

Зачихали

И оставили на луже вечный след

Скраю.

Так на что же я все время отвлекаясь? – Ах,

Он придет, короче, ляжет и прижмет

И укутает тебя до пяток, до

Спинки белой (пусть вбирает холод стен)

И прижмет лобок к упругим узлам вен

А на утро, он, с матраца на полу

На привычный уже взгляду потолок

Встанет,

Вв форме-хаки и плаще

И уйдет – Парень!

Слышишь – грохот?!

Вот он был и тут же, милый, черта нет,

Улетел

В непонятное, но ГРУ/ [2] «ГРУ» – Главное Разведывательное Управление Счастьем. / своей любви

Сдав бутылки (вечный груз), и две улы-

бки и шпорами царапая паркет,

Ну а ты уже в который в жизни раз

Будешь надпись циклевать «Я не умру»

И стирать со спинки черный, черный мел.

/*/

вдоль дороги олени, олени

не спеша идут группами, семьями

а на спинах их гоблины, гоблины

зайцы снежные бликами фар

светом в темени

чуть видны в отражении солнечном

утром северным.

а я тоже участник движения

выключаю им ночь и колесами

помогаю толкать нашу ось земли

рядом женщина спит под гитару

и тревожнее лишь лицо Сары

и обратно идут наши ели

вынув лапы из снежных шинелей

возвращаясь из финского плена

где так правильно, главное – сухо

на дороге, и жижей старуху

не облить, даже блудь не обрызгать

и в предчувствии родины мызганной

из колонны сбиваются в толпы

наши ели, не доски, не бревна

и минуя кустами таможню

убегают к березкам и кленам.

потому что я в север влюбленный

в спины острых карельских гранитов

тех солдат что лежат с неолита

защитивших от ига льда пальмы

выставляю на «холодно» таймер

в отделеньи былых убеждений

но олени, а может быть гоблины

создавая помехи и волнами

языки заплетая, горячие

от елей

отражаясь уже еле-еле

на метку «медленно»

на «очень медленное приключение».

не волнуйся, любимая, с челочкой

не успеет твой солнечный зайчик

больно жгущий и мягко ласкающий

разлюбить твои ясные глазки

пока пилятся ели на доски

пока эта природа неброская

позволяет грешить чтоб согреться.

под нарисованной пальмой из детства

под ковром на стене, где олени

нас вели за бетонные скалы

мы уснули, раз лучники – парой

мы пропали, пропали, пропали мы

мы пропали – нас торкнуло карою -

вдоль дороги тянуться семьею

в черно-белых пятнистых надеждах

(а под ними купальник и плавки

в тему севера – белые с черным

на грудях твоих бога волнуют

шкурки выдры ворсисто-шершавые)

вдоль дороги – и крылья распахивает

хулиганистый зюйд – дуя с пашни

мы пойдем вдоль дороги по каше

туда где пальмы

мороз

а главное – ягель

столь пурпурного, вечного цвета!

и на брусничном листе спеет жемчуг!

на оленёнках кораллы растут!

и бокалы звенят, моря полные!

папучасы бегут, с горем венчаные!

а мы солнцем к шизлонгам привинчены…

нет делений на мне половинчатых -

просто медленно стрелки идут

чтобы встретиться с нею мне, с нею…

Здравствуй! Мое солнечное утро

инее́м покрытая береза

Муза моя в коже «берлиозовой»

дачная уютная подруга под

шелковым верблюжьим одеялом

шелковым верблюжьим одеялом

на краю над скоком черепичным.

Здравствуй, «стечкин»!

С запахами мха, душистой прели

стояка от теплой, ниже, печки

пол, усыпанный сушеными грибами -

здравствуй, вечность!

Облако, смертельно-фиолетовое

что ты мне сегодня, псу отпетому

понастелишь на ухабистой дороге?…

…Здравствуйте, лесные бандерлоги.