Роман Борин - Клоны Инферно. А до потопа оставалось всего 750 лет…

Через пару лет с момента основания близ озера у подножия горы столицы бывших рудокопов под защиту «рудного пахана» побежали и рабы, и граждане Цивилизации, уставшие от нищеты и притеснений со стороны богатых и разбойников. И даже отпрыски степных племён, которым надоело жить на землях Запределья в постоянных стычках и терпеть набеги от других племен.

Цивилизация пыталась этому воспротивиться, однако войско в сорок тысяч латников, которое, с трудом собравшись со всех концов страны, ушло походом в сторону Античных гор, в степи внезапно окружили орды варваров. Измотанное в многодневной битве, оно погибло почти полностью.

Намерения элиты Побережья разворошить «змеиную нору», что незаконно появилась в трёх днях пути от кряжа Побережья, так и не осуществились. Для этого «культурным» просто не хватало сил: в Цивилизации назрели серьёзные противоречия. Поэтому решили ограничиться созданием лишь кордонов на пути возможных караванов из беглецов, стремящихся попасть в столицу бывших рудокопов. А у окиянов категорически потребовали прекратить сопровождение бегущих отщепенцев.

Как следует подумав, золотоволосые наездники решили уступить Совету Цивилизации. Тем более что вскорости в стране повсюду решением Совета утвердился новый закон, касающийся отношений между рабовладельцами и их рабами. Да и, по правде сказать, не питали окияны каких-либо симпатий к стойбищу у Чёрной горы.

Новый закон гласил, что «если раб умрёт вдруг от побоев или вследствие болезни и выяснить удастся, что хозяин плохо содержал раба или не нанял лекаря, когда вполне нанять бы мог, то будет сей хозяин прилюдно осуждён, заплатит штраф в размере, равном трёхкратной стоимости умершего раба, а одного раба из всех своих оставшихся не медля передаст в распоряжение Совета; если же умрёт из-за его вины, по недосмотру или скупости, второй раб, то хозяин всех своих рабов немедленно отдаст в распоряжение Совета и при этом также будет публично осуждён и льгот, какие бы не имел, лишён да будет, а имя его будет предано на посрамление всех граждан Цивилизации… если же умрёт в селении малоимущий гражданин в виду болезни или от ран, полученных во время ссоры или нападения разбойников, и выяснить удастся, что имели возможность его родственники, либо соседи, либо кто из состоятельных господ того селения нанять для этого несчастного за свои деньги лекаря, но, пожалевши денег, не наняли, то заплатят эти господа солидный штраф в пользу Совета, а имена их принародно будут преданы на посрамление…».

Так было записано в манускрипте, отражавшем итоги принятия этого закона. Содержание его, конечно же, пришлось по вкусу и окиянам, и многим рабам, и нищим гражданам. Но вызвало протесты со стороны рабовладельцев и имущих. Что с того? Протесты эти потонули в дружном хоре голосов воспринявших Закон как должное. Главное – в числе них оказалось немало воинов.

В Цивилизации они считались далеко не самыми богатыми, хотя, конечно, и не бедствовали. Гоняться же за беглыми рабами, а тем паче за свободными гражданами, которым надоели долги и нищета, военным было попросту противно и неинтересно – вознаграждения можно было и не дождаться, а мечом или стрелой под рёбра получить вполне реально. Да и зажиревшие торговцы и рабовладельцы к тому моменту вызывали у воинов большое раздражение. «А ну-ка, пускай умерят аппетиты! Ишь, разожрались!» – восклицали на городских собраниях представители бойцовской касты.

Члены же Совета по поводу протестов недовольных новым законом однозначно заявляли: «В момент, когда исходящая от запредельных варваров угроза день ото дня усиливается, интересы единой Цивилизации требуют смирить гордыню всем, кто рабов и состояние имея, считает себя ревнителем устоев родного государства. Не смирившие гордыню однозначно бросают вызов отношениям внутри страны и попирают основы её стабильности».

После такого заявления рабовладельцы поприуныли, а рабы и малоимущие граждане воспряли духом. Отток людей в столицу бывших рудокопов с Побережья прекратился. Но это больше не мешало государству Шахтин Кала расширять границы своих владений. Войско Шахтин Кала к тому времени достигло численности в тридцать тысяч пеших и пять тысяч конных, хорошо вооружённых и неплохо обученных бойцов.

Широко расстилались земли запредельных варваров. Степи там перемежались с крутогорьями, волнистыми холмами и каменистыми долинами, пересекались быстротечными реками и разливными озёрами с топкими болотистыми берегами.

Варварские племена, что занимали эти земли вплоть до самой северной гряды (Самых северных гор, от которых далее на север начинались овеянные разными легендами просторы таинственной страны древнейших великанов, некогда владевших страшной силой молнии и грома) разделялись на светло- и тёмноволосых, на высокорослых и кургузых, на обитателей равнин и на хозяев горных перевалов.

Охотники, собиратели, скотоводы, рыбаки и земледельцы – каждое племя предпочитало что-то одно, но всем были присущи гордый нрав, уважение к силе, любовь к войне и презрительное отношение к Цивилизации со всеми её жителями и устоями.

Между собой запредельные варвары общались по-разному, в зависимости от обстоятельств и настроения. Часто они устраивали кровавые пиры на поле битвы, не брезгуя при этом и торговлей со своим противником. Понять друг друга принадлежавшим к разным племенам сынам степей было нетрудно: диалекты, на которых варвары общались меж собой, с древнейших, незапамятных времен несли в себе довольно толстые пласты единых как по смыслу, так и по звучанию слов, понятий, даже речевых конструкций. У большинства народов Запределья идолы и божки были похоже друг на друга, а религиозные обряды нередко совпадали почти одним к одному.

Цивилизация – иное дело. Само это название для варваров, особенно кочевников, звучало как ругательство. Ни капли общего с сынами запредельных степей, как варвары сами себя именовали.

Если бы однажды все народы Запределья собрались под единое знамя, их наступление походило бы, наверняка, на мощное движение огромных волн. Устояла бы под их напором Цивилизация – того и сам Каледос с Кроном всемогущим, богом многих варваров, не ведали. Однако мудростью Всевышнего кочевникам и прочим варварам не удалось за многие столетия ни разу собраться воедино для похода на своего исконного врага – империю культурных.

Разумеется, созерцая отделяющий Цивилизацию от Запределья горный кряж, вожди отдельных варваров пускали слюни. Однако идея всем собраться в одну гигантскую орду пугала даже самых агрессивных.

Зато подраться друг с другом не на жизнь, а на смерть, потоптать поля своих соседей, погулять на славу в чистом поле – у варваров, особенно у степняков, обычно не задерживалось. Впрочем, войны между племенами Запределья обычно прекращались также быстро, как и начинались. Им просто надоедало сражаться, а впечатлений для обмена вечерами у костра успевало накопиться достаточно.