Александр Беляев - Лиана. Хроники затомиса

– Ты сказал «в настоящее время». Подобные попытки дьявол делал и раньше?

– Ну конечно, сатана издавна стремился установить на Земле диктатуру, но по незыблемым законам осуществить это он может только через своего ставленника, и этот ставленник должен быть человеком. По крайней мере – родиться человеком.

– Значит, ставленники были у него и раньше? И тем не менее все эти попытки до сих пор заканчивались неудачей?

– Ну конечно, это были и Калигула, и Нерон, и Чингиз хан…

– Так почему ты считаешь, что его попытка на этот раз удастся? Почему ты считаешь, что обречен осуществить его замысел, страшных последствий которого мы даже представить себе не можем?

– Мефистофель сказал, что на этот раз он учел прежние ошибки, и я самая подходящая для этого кандидатура… Правда, он всегда сетовал на мою немецкую сентиментальность. Теперь же, когда у меня есть неограниченный источник золота и возможность добиться фактического бессмертия, я не вижу причин…

– Причина – в твоей совести и нашей любви… – одними губами прошептала Маргарита.

Фауст грустно покачал головой.

– Если я разорву контракт, – сказал он не очень уверенно, – то при жизни потеряю все, что имею сейчас: богатство, власть, магические силы, к тому же после смерти, которая последует вскоре за этим, душа моя попадет в полное распоряжение дьявола и фактически потеряет надежду на последующее спасение. Меня ужасают посмертные страдания, которым не будет конца. А так, пока я выполняю условия договора, посмертное воздаяние отодвигается на неопределенное время. И убить себя я не могу. Мефистофель внушил мне такой ужас перед самоубийством и его последствиями, что я абсолютно не способен решиться на это, хоть и жизнь моя тоже стала невыносимой. Такое чувство, что совесть моя по какой-то необъяснимой причине не только не угасает, но, напротив, усиливается и мучает меня с каждым днем все больше. Другое дело – насильственная смерть, в этом случае я фактически не нарушаю правил договора, и душа моя имеет право на последующее очищение и спасение. Но дьявол так хитро руководит событиями, что смерть постоянно обходит меня стороной. В каких только переделках я не побывал, любой другой был бы убит неоднократно, но я каждый раз выхожу целым и невредимым. Мне не раз говорили, что меня хранит сам сатана… о Боже! Если б они знали, насколько правы! Есть только один способ. О нем вольно или невольно обмолвился Мефистофель. Мою земную жизнь может прервать человек, которого я люблю больше жизни, и который больше жизни любит меня. – Фауст в упор посмотрел на Маргариту, словно хотел о чем-то ее попросить, но не находил в себе сил.

Маргарита невидящими глазами смотрела куда-то за окно.

– Ты можешь показать мне реликвии? – севшим голосом произнесла она.

Фауст молча встал с кровати, снял с шеи небольшой кожаный мешочек и развязал его. В нем оказались два хрустальных флакона, в одном находился дымный белый кристалл, формой и размером напоминающий перепелиное яйцо, в другом – пучок серебристых волокон. Фауст поставил их на стол с видимым облегчением.

– Они постоянно жгут мне кожу и сердце, правда, ожог невидим. С той поры, как я надел этот мешочек на шею – а снять его со своего тела я не могу, не имею права, – он жжет меня постоянно, и муки совести возросли многократно. Но если я больше часа не чувствую его на себе, возникает непреодолимый страх, который усиливается с каждой минутой.

На вид эти реликвии ничего особенного не представляют, сама видишь: похоже на кусочек белого мрамора и пучок серебряных нитей, но в темноте они светятся: камень розовым, а волокна – голубым. Розовое символизирует женскую изначальную энергию Творца, голубой – мужскую. Если их сплавить определенным способом, – на это уйдет много месяцев и этапов Великого делания, – они сольются в единое, и произойдет зачатие. Через несколько лет родится философский камень второй ступени, и я получу с помощью него бессмертие… ну, если не бессмертие, то возможность очень долгой жизни, во много раз превышающей жизнь обычного человека. О том, что произойдет с моим телом по мере того, как философский камень второй ступени будет вызревать в камень третьей ступени, я тебе уже говорил.

– Эти реликвии можно уничтожить? – спросила Маргарита.

– До того, как они сплавятся в единый алхимический организм, они легко растворяются в крепкой кислоте, по крайней мере, так сказано у Парацельса. Другое дело – философский камень второй или третьей ступени – он неуничтожим и сам по себе исчезнет после смерти создателя, а жизнь его будет очень и очень долгой. Камнем не сможет воспользоваться никто другой, он фактически становится единым целым со своим хозяином. Потому я и сказал, что не смогу дать тебе бессмертие.

Маргарита долго смотрела на эти на вид такие неприметные реликвии. Она словно принимала какое-то решение. Затем, охваченная страстью и отчаянием, судорожно обняла Фауста и впилась в его губы. Какое-то время они исступленно срывали друг с друга одежды, затем со стоном опрокинулись на кровать. Андрей еще ни разу не видел такого безумно-прекрасного слияния двух тел. Даже сцена тантрического ритуала в храме Кали-воительницы казалась обычной искусной любовной техникой по сравнению с тем, что Андрей наблюдал сейчас. Это была величественная, грандиозная песня любви, словно два пылких существа, наделенные сверхъестественными силами, пытаются слиться воедино, сознавая, что это последнее их слияние… Андрей видел над их телами сполохи и вихри какого-то изначального света имя которому Любовь. Он ощутил себя единым с этим потоком и потерял чувство времени…

Но всему приходит конец. Долгое время Фауст и Маргарита лежали навзничь, совершенно обессиленные, затем Маргарита встала, пошатываясь, и начала медленно одеваться. У нее дрожали руки, и она плохо справлялась с многочисленными застежками и завязками средневекового платья.

– Ты все-таки уходишь? – полувопросительно полуутвердительно прошептал Фауст. – Погоди, побудь со мной еще немного, у меня нет сил расстаться с тобой сейчас!

Ничего не отвечая, Маргарита вновь вернулась к кровати, склонилась над обнаженным алхимиком и как-то рассеянно поцеловала его в губы.

– Прощай, любимый, – сказала она почти спокойно и тут же нежно положила ему пальцы на губы, не давая ответить. – Прости, так надо…

Затем неуловимым движением она выхватила из корсета маленький тонкий стилет и вонзила его в грудь возлюбленного.

– Ты… ты… сделала это… – только и успел произнести Фауст. Его тело несколько раз дернулось на ложе любви и затихло. Маргарита словно бы в забытье долго смотрела на мускулистое прекрасное тело своего возлюбленного, которое еще недавно так исступленно обнимала.