Александр Беляев - Лиана. Хроники затомиса

– Прости, любимый, единственный, – отрешенно произнесла она. – Я вновь обрела тебя и вновь потеряла…

Маргарита решительно встала и начала шарить по шкафам, пока не обнаружила миниатюрную походную аптечку алхимика. Вскоре она вытащила из ячейки бутылочку с надписью «Олеум» с маслянистой жидкостью, которую искала. Она подошла к столу, где одиноко стояли два хрустальных флакончика с реликвиями Небожителей, вытащила из них пробки и доверху залила сначала один, затем другой. От реликвий пошли пузырьки, и они начали быстро растворяться в кислоте. Из флакончиков повалил едкий дым.

Маргарита выпрямилась, взяла со стола стилет, которым недавно убила своего возлюбленного, подняла его на уровень своей груди и произнесла все тем же отрешенным голосом:

– А теперь я ухожу, мой единственный, быть может, мы еще встретимся там… когда-нибудь. На все воля Божья. Властью моей любви освобождаю тебя от контракта …

С этими словами она зажмурилась и вонзила стилет в ту же часть груди, в которую недавно ударила своего возлюбленного. Умерла она быстро, видимо, удар попал точно в цель – разрывающееся от любви и горя сердце.

Она еще не успела беззвучно осесть на пол, когда в комнату, где произошло это последнее свидание, ворвался вихрь. Стекла были в мгновение высажены, вихрь сгустился в черный смерч и начал с диким визгом и грохотом крушить все, через что проходило его жадное, бешено вращающееся жерло. Вскоре от мебели остались одни щепки, а тела любовников были искорежены и отброшены к стене, то ли случайно, то ли нет оказавшись одно на другом, как это было с ними незадолго до трагической развязки.

Сознание Андрея уже уходило в небытие, когда он услышал раздраженный голос своего старого знакомого из преисподни:

– Глупец! Я же говорил тебе, нельзя доверять женщинам! Такую великолепную шахматную партию испортила. Теперь придется все начинать сначала!

Это было последнее, что услышал Андрей. Затем его поглотила тьма. И в следующее мгновение он очутился на своей кровати. Уже брезжило утро, и он не успел толком обдумать заключительную сцену истории доктора Фауста, когда зазвонил будильник. Была пятница, Андрею предстояло очередное суточное дежурство, Леночке – занятия в институте, и выезжали они сегодня вместе. Андрей растолкал жену, которая не слышала будильника, и занялся кратким циклом асан, а Леночка отправилась готовить завтрак. В былые времена наутро после бурно проведенной ночи, она, сохраняя недавнюю истому, была игрива и ласкова и всегда находила возможность втянуть Андрея в утренний секс по короткой программе, но сегодня Леночка казалась непривычно отчужденной и не приставала к мужу, за что тот был ей искренне благодарен. Уже когда они сидели за столом, Леночка натянуто молчала, что было для нее несколько необычно, и глядела куда-то в сторону.

– Что-то случилось? – спросил Андрей, чтобы как-то разрядить тягостное молчание. («Чушь какая-то, – мелькнуло у него в голове, – мы же рядом лежали, что могло произойти!»)

– Ты меня всю ночь избивал! – обиженно ответила она, по своему обыкновению надув пухлые щечки.

– Я? Избивал? Что за бред ты несешь?

– Во сне избивал! Да еще с таким садистским наслаждением! – полушутя, полусерьезно ответила Леночка. – У меня до сих пор все тело болит.

– Ну вот, приехали к бабушке! – дошло до Андрея. – Я, выходит, за твои дурацкие сны отвечать должен! Что ж ты мне теперь – по поводу каждого сна скандалы устраивать будешь? А что тело болит – ничего удивительного, мы уже давно секс-акробатикой не занимались, ты и отвыкла. А может быть… – Андрей вдруг внимательно посмотрел Леночке в глаза, вспомнив начало своего астрального выхода. – Может, я тебя не просто так бил, может быть за дело? – он чуть было не проговорился по поводу сцены с бородатым мужчиной, но вовремя осекся, не будучи уверенным в том, что Леночка видела в своем сне то же самое, что Андрей видел в астральном выходе.

В глазах Леночки промелькнула тревога, словно она испугалась того, что Андрей что-то заподозрил, и она потупила взор.

– Ничего не за дело, просто подошел и отлупил! Все так правдоподобно было, как в жизни. В конце концов, сон есть сон, но говорят, что сны бывают вещими, у меня самой они неоднократно сбывались. Я поэтому и подумала, что, может быть, ты меня скоро бить начнешь, и потому на тебя обиделась.

– Ну, ты даешь, – засмеялся Андрей, – я что, какой-нибудь слесарь дядя Вася? Я тебя хоть раз пальцем тронул? Да более мирного человека, чем я, и представить себе невозможно!

– Да-а-а, – протянула Леночка, – ты сам говорил, что в юности часто дрался и даже чуть кого-то камнем не убил…

– Во-первых, я дрался только в целях самообороны, – несколько слукавил Андрей (он припомнил один случай в восьмом классе, когда его компания, подогретая портвейном, ни за что избила на улице двух незнакомых мальчишек, и Андрей принял в этом самое активное участие – просто чтобы не быть хуже других, в связи с чем его потом часто мучила совесть). – А потом, мне уже далеко не пятнадцать лет, я глубоко верующий, хоть и по-другому, чем ты, человек и принципиальный противник насилия. И все же, – он вновь лукаво глянул на Леночку, – а может, кроме «зверского избиения», было что-то еще?

– Ничего не было! – резко замкнулась Леночка, и по ее тону Андрей понял, что все же было, но она никогда на этот счет не расколется.

– Ну, на «нет» и суда нет! – решил свернуть неприятную тему Андрей. – Наверное, вечером ты на меня сильно обиделась, а во сне твое сознание трансформировало эту обиду в избиение. Ладно, пошли одеваться, а то в институт опоздаешь.

Они вышли из дома и сели в трамвай (в метро их дороги расходились).

– Ты не обижайся, – примирительно сказала Леночка, – утром, пока не проснешься толком, если сон был яркий, то всегда под его впечатлением какое-то время находишься. Сейчас я уже понимаю, что все это – чушь собачья. Я тебя люблю, – привычно произнесла она, чмокнув Андрея в щеку, но на этот раз он не почувствовал искренности в ее словах.

В метро они расстались, как ни в чем не бывало и сели на разные ветки.

«И все же, – думал Андрей, покачиваясь в вагоне, – что-то похожее на то, что я видел, у нее во сне было. Неужели я в ее сон вошел? Насколько помню у Кастанеды – это признак довольно серьезного продвижения. А собственно, разве я это и сам не знаю? Кто из моих друзей-сенсов мог похвастаться, что в таких подробностях видел какие-то свои воплощения, тем более не какие-то, а самые главные! – его мысли автоматически перенеслись на последнюю трагическую сцену из жизни доктора Фауста. – Так вот, значит, что с ним произошло! – Думал Андрей. – Он принял смерть от руки женщины, которую любил больше всего на свете, да еще в тот момент, когда меньше всего этого ожидал, – что может быть страшнее! Вот так Единственная! Ведь именно так он ее мысленно называл. Нет, я все понимаю, она хотела избавить его от нравственных мучений и как-то смягчить посмертие, и, возможно, намеревалась тем самым спасти человечество от возможных, но далеко не обязательных бедствий. А как знать, может, правление Фауста наоборот привело бы человечество к Золотому веку, ведь это был образованнейший человек своего времени! И вообще, кто дал ей моральное право на убийство? Фауст ее что ли об этом просил? Нет, не просил, он лишь намекнул, что убить его может только самый дорогой человек, и никто больше. А что до его нравственных мук, так я тоже постоянно мучаюсь – и что же, мой близкий человек, допустим мать, должна меня убить, милосердно желая избавить от страданий? А ведь мне показалось, что это действительно его Единственная, она так была похожа на мою…