Антон Васючков - Хранители

Тогда на подмогу пришла секира. Голова крылатого демона не успела увернуться от разящего удара. А Дунгин не очень-то радуясь поверженному врагу, творил что-то с амбразурой. Стальные решетки выросли прямо из стен, а затем стали удлиняться и переплетаться все крепче и уже. Когда на месте отверстия образовались густые заросли стали, карлик остановился. Довольно поглядев на свою работу, он разгладил рукой бороду и сказал:

– Для начала сойдет. До утра должно выдержать, – произнес он, обернувшись к растерянному Лису, распростертому на полу. – Поосторожней с этими тварями: одно их прикосновение заставляет кипеть кровь. Так же не советую глядеть в их глаза и угрожать им обычным оружием.

Гилберт поглядел на свой меч – карлик, наконец, освободил клинок из невидимых пут. Де Арни надолго замолк. Он только что стоял на пороге смерти или чего-то похуже, а после такого обычно переосмысливаешь всю свою жизнь и осознаешь, как хрупка та грань, что отделяет нас от мира мертвых. Лис покачал головой, то ли желая стряхнуть оцепенение, то ли стремясь придать себе уверенности. А в голове по-прежнему, будто эхо звучали слова карлика: «Одно прикосновение заставляет закипать кровь».

– Ты загнал нас в ловушку, – обвинил человек хозяина замка. – Если демоны проникнут сюда – нам не выжить. Бежать отсюда некуда. Это тупик!

– Вот еще! – хмыкнул Дунгин. Вначале незваный гость веселил дворфа, но теперь начинал раздражать. Дунгин был излишне самоуверен и не мог терпеть, чтобы в его планах и силах сомневались. – Выход отсюда есть, да только он все равно не понадобится. Переждем здесь.

Видя, что Гилберт совсем с ним не согласен и намерен оспорить его слова, бородач ехидно напомнил:

– Тебя здесь никто не держит. Можешь уйти прямо сейчас.

– Ушел бы! – откликнулся Лис. Он прошелся по широкому чертогу из начала в конец, упираясь взглядом в пол. Затем поднял глаза и прошептал:

– Демоны только твои, боюсь, не дадут.

– Тогда сиди и молчи!

Сдерживая порыв уязвленной гордости, Де Арни попытался успокоиться. Присев в кресло-качалку, он закрыл глаза. Спокойствие. На миг ему показалось, что все случившееся с ним после прихода Поля Дер Мейде – жуткий сон, порожденный лихорадкой. «Наверняка, лежу сейчас в жару и умираю, а разум носится непонятно где», – думал он. Но все выглядело столь реалистично, что он сразу откинул эти мысли, как заведомо ложные. Находясь в сновидении, и осознавав вдруг, что это лишь сон, человек тут же просыпается. Гил же упорно не мог этого сделать. Из размышлений его вывел грубый голос дворфа:

– Хватить грезить. Лучше помоги мне!

Вдвоем с хозяином крепости они наглухо забаррикадировали дверь, используя шкафы, кресла, и все что попадалось под руку. Перед этим крепко-накрепко заперли на замок и засов тяжелую, обитую железными пластинами, дверь. Компаньоны не жалели ни сил, ни времени: на кону были их души.

Запыхавшийся дворф буквально упал на стул рядом с двухметровым старинным зеркалом. Лицо его раскраснелось, лоб покрылся густой испариной, а дыхание стало тяжелым. Он медленно оглядывал летописный чертог, дабы предусмотреть все возможности демонов. Духи могли пробиться только через дверь: амбразуры надежно защищены, а дверь на балкон закрыли на замок и засов. С другой стороны тут имеется потайной ход, который он решил оставить в качестве последней возможности. Да вот только не учел, что демоны – духи хозяев замка, почти точно, ведают о нем. Тут он просчитался, но признаваться в собственной ошибке карлик не стал. Лучше уж все оставить как есть: все равно поздно что-либо менять. Время само покажет, прав он был или нет.

– У тебя есть, что перекусить? – подал голос человек. Порывшись в внутреннем кармане, добавил: – Я могу даже заплатить!

Гном состроил уязвленную гримасу, но деньги взял. Через мгновение из одного сундука он извлек кусок вяленого мяса, сыр и хлеб и протянул человеку, не забыв оставить себе. Гилберт набросился на еду и некоторое время был очень сильно увлечен.

– Что ты такое совершил на Родине, что пришлось бежать сюда?

Лис уже доел последние крошки и лишь покачал головой. Разделять свои горести ему не хотелось, он не желал показаться мучеником, требующим по отношении к себе жалости. Он привык прятать чувства в себе.

– Брось, Гил. Можно мне так тебя звать? Конечно, ты можешь промолчать, в конце концов, в твое сердце я не проникну, но поверь: поделись своей тревогой и тебе станет полегче!

– Я жалею о своем решении. Тогда я совершил ошибку, а теперь ее уже не исправить. – Он переплел тонкие пальцы на груди, опустил голову, с тем чтобы, не встречаться взглядом с дворфом. – Мне было сделано некое предложение, теперь – то я понимаю, что принять его было моей судьбой. Но я отказался. Не смог решиться взять ответственность. Побоялся, что не справлюсь.

– Да уж. Тоже мне беда! – Карлик приторочил топор к поясу, проверил, крепко ли он сидит.

Немного помолчав, будто обдумывая свои же слова, Дунгин добавил:

– Что-то сегодня эти твари слишком разошлись! Раньше они лишь тупо долбились в двери, а сегодня особо неиствуют.

Человек поглядел на него с укором. Хитро прищурившись, он произнес:

– Ты так и не пояснил, что демонам здесь надо. Неужели только души? Что, кроме нас поблизости никого больше нет?

Этого вопроса карлик давно ждал, а потому успел подготовиться к ответу. Он прокашлялся, чтобы голос вдруг не дрогнул, а прозвучал твердо и уверенно.

– Видишь ли, дорогой Гилберт, – высокопарно начал он. Поправил якобы сбившуюся прядь волос, с деланной важностью, – в крепости полно всяких вещиц, которые близки сердцам бывших хозяев, что ныне превратились в демонов и призраков. Некоторые из них приобрели физическое обличие и стали демонами – они гораздо опасней для нас, чем духи, – говорил карлик с печалью в голосе, но все же это было наигранно: дворфа не заботили чужие страдания и проблемы.

– После них остались сокровища, и я не намерен отдавать их призракам только потому, что при жизни это принадлежало им. Со смертью они утратили право на имущество.

Дунгин говорил и говорил, стараясь убедить Де Арни в собственной правоте. Человек слушал внимательно. Теперь ему стало ясно, за что дворфов называют жадными. Все, что плохо лежит, они тут же пытаются присвоить, а если не удается хитростью, то используют силу. Естественно эти слова не могли относиться ко всему народу без исключения. Всегда есть те, кто не похож на своих сородичей и ведет себя иначе.

– И все же я бы на твоем месте отдал вещи. Жизнь дороже золота и самоцветов, – выразил свое мнение Лис, чем вызвал скорый ответ заядлого спорщика.

– Слава Рудокопу, что ты не на моем месте! Жизнь чаще всего не стоит медного гроша, а вот золото, всегда золотом и остается!