Нина Визгина - И полон мир чудес. Повести и рассказы

***

Прошло более двух лет. В разгар новогодних праздников на Рождество, когда город заливался колокольным звоном, приснился мне удивительный сон. Сновидение было таким четким, будто в голове прокрутили видеоролик. Снилось, что время уже позднее, в доме моем все мирно спали, но ночную тишину вдруг нарушил настойчивый звонок в дверь.

Мне очень не хотелось выползать из теплой постели, а звонок все никак не прекращался, и мне пришлось встать на его тревожный зов. Но, еще не дойдя до входа, дверь неожиданно исчезла, а за порогом оказался отец Владимир. Климов стоял в белом балахоне, весь в ярком сиянии солнечного света. Мужчина безмолвно и спокойно смотрел на меня, будто это и не он вовсе только что так настойчиво трезвонил в мою дверь. Только я попыталась спросить, зачем он тут, как видение исчезло, а я проснулась. Сердце бешено колотилось в груди, во рту пересохло. Мне понадобилось несколько минут, чтобы придти в себя и осознать, что это сон. Всего лишь сон!

Под впечатлением странного сна я находилась все те несколько дней, что оставались до выхода на работу. Первый же рабочий день преподнес мне большую неожиданность. Никита Андреевич вместо обычной просьбы о доставке документов, протянул пакет со словами, что пришла бандеролька по адресу его конторы, но на мое имя.

Вскрыв пакет, я обнаружила внутри стандартный конверт, который мне показался знакомым. Ну, конечно же, это тот самый, с завещанием, который просил не так давно принять на хранение Климов. В конверте лежал электронный диск и записка, в которой Владимир просил меня лично передать все это в университет на кафедру, где работал в студенческие годы. И ни слова о своей жизни, если жив, конечно.

Я выполнила просьбу необычного ученого. Весной, проезжая по той кривой дороге, что привела меня когда-то к восстановленному храму, я не удержалась и решила вновь побывать на величавом холме. На этот раз при свете дня первое, что бросилось в глаза, это полное отсутствие сияния церковных куполов.

Двери собора были приоткрыты. Когда я зашла туда, никто не обратил на меня внимания. Несколько женщин, закутанных в темные платки так, что невозможно было определить их возраст, не спеша расставляли вазы с цветами по центральному залу. В дальнем углу, за которым, как помнилось, находился вход в зеркальный коридор, никого не оказалось. Я медленно направилась туда, намереваясь незаметно заглянуть внутрь, но неожиданно уперлась в глухую стену. Только сейчас, оглядевшись, я почувствовала, что изменилась вся геометрия внутреннего помещения церкви – стены будто раздались в стороны, а потолок стал ниже. Не было и того лучезарного сияния, что заманило меня в это место два года назад.

Покидая собор, я не удержалась и спросила одну из женщин, что случилось с отцом Владимиром, и почему нет теперь прежнего света на холме. Пожилая прихожанка не стала откровенничать со мной, просто ответила, что, значит, пришло его время, вот и перешел человек в иной мир, одно жаль, и небесный свет с собой унес. В ту ночь, когда умер Владимир, даже гора скорбела так, что стены храма содрогались от горя. Прихожане боялись, что останутся без собора, но стены выдержали, хотя свет божественный исчез.

Я не стала более расспрашивать местное население. Мне и так стало все понятно. Скорее всего, предчувствуя близкую кончину, Климов уничтожил все свои научные изыскания, раздавив стенами центрального зала зеркальный коридор, и замуровав таким образом свой кабинет. Из четырех пристроек я нашла только одну комнатку, ту самую, в которую привел меня тогда Климов. В ней продавали нехитрые церковные принадлежности, но никакой дверцы, выходящей внутрь собора, там не оказалось. Глухая стена в том месте была сплошь заставлена полками с церковными книгами.

На склоне недалеко от памятной калитки я приметила небольшое захоронение. Еще не дойдя до оградки, я догадалась, кто там был погребен. Судя по дате на табличке, прикрепленной к простому деревянному кресту, тогда ночью на Рождественской неделе во сне со мной прощался Вовка Климов на девятый день своего небытия. Что он передал своему университету, какие тайны науки открыл, меня не интересовало. Неординарного человека не было больше в живых – кончилась Сказка Вовки Климова. А моя кривая вернула меня на прямую дорогу, к счастью ли, к сожалению? Не знаю…

В зимнюю сессию, когда сильные морозы, это даже хорошо, просто замечательно. Сидишь себе, а еще лучше лежишь себе на диване под мягким пледом и спокойно готовишься к очередному экзамену. Никто тебя не тревожит, не зовет никуда. И никаких соблазнов куда-либо пойти, а куда тут пойдешь в тридцатиградусный мороз, да еще с ветром. Но вот экзамены позади и ура! Свобода! Первая сессия первого курса успешно завершена – сейчас только и разгуляться. Но, нет же! По закону подлости морозы не только не прекращаются, а еще больше усиливаются, вдобавок начинаются сильные снегопады с обжигающим ветром и заносами на дорогах так, что о поездке за город покататься на лыжах нечего и думать. Вот и остается только опять лежать на диване с книжкой. Но читать много не могу – глаза быстро устают, по этой же причине не смотрю долго телевизор.

Карие глазки на бледном лике были моим слабым местом с третьего класса. Надо признать, что слабым в моем теле стало все с тех пор, как переболела я в детстве какой-то сильно опасной болезнью. К тому же сразу после этого еще и аппендицит вырезали, оставив на животе очень неприглядный шрам, поскольку и аппендикс-то у меня оказался непростым – чтобы до него добраться хирургу пришлось основательно покопаться в моих внутренностях. К досадному удивлению организм мой после всех этих напастей стал вдруг сильно набирать вес, и к старшим классам я уже пребывала довольно полной девочкой. Но странное дело – никакого неудобства от этого я не испытывала. Сверстники меня не дразнили, не задевали, напротив, я точно знала, что относились они ко мне вполне дружески. Училась я всегда очень хорошо, несмотря на частые отсидки дома по причине очередной прилипшей ко мне болячки. Я всегда первой решала заумные задачки нашей математички, и никогда не отказывала ребятам списывать свои решения. Возможно, на доброе отношение ко мне сказывался и статус моего отца, который в то время занимал пост главного инженера крупного завода, а мамочка в свою очередь активно помогала в организации всевозможных школьных мероприятий.

Собственную персону хорошо помню только с семи лет, с того памятного дня, когда впервые притопала в школу первоклашкой. Собственно необычные слова встретившей нас учительницы и обратили тогда мое внимание на самое себя.

– Ой, да какая ж ты беленькая, как зимний зайчик, – воскликнула она, изумленно глядя на меня.