Игорь Уваров - Древняя книга. Преображение уже началось

На площади остались двое. Далст и Мавриника. Все остальные наблюдали смерть Ченца. Мавриника виновато говорила:

– Я понимаю, такому открытому сердцу, как у тебя, нелегко переживать обвинения во лжи. Извини меня, пожалуйста, я очень скверно себя ощущаю. На твоём месте я бы даже не стала слушать, но ты слушаешь, – она впервые в жизни извинялась.

– Ведь всё раскрылось, слишком многое указывало на меня, а ты меня не достаточно хорошо знала, чтобы бездоказательно верить моим словам. Я нисколечки не держу обиды, – радостно отвечал Далст, – эй, мы снова друзья?

– Я бы хотела этого, – вытирая слёзы, и улыбаясь, говорила Мавриника.

Далст обнял её. Теперь почему-то он ещё сильней любил её.

Далсту спалось не очень-то хорошо этой ночью, но причиной был не вершившийся днём над ним суд. Его волновали только три слова: «Он должен жить». Их произнесла Мавриника. «Что значит, должен? Кому должен? Почему она не сказала „будет жить“ или „пусть живёт“?» – мучился Далст. Но он не смел утешать себя мыслью, что необходим ей, поэтому уснул, решив, что из её уст прозвучала всего лишь жалость.

Наперегонки соревновались дни. Шрамы на лице Мавриники становились всё менее заметными. И вскоре исчезли вовсе. Возможно, некий посыл существовал в словах и действиях Ченца, в ту жуткую ночь в заброшенной кузнице. Но о Магии тогда ещё говорить не приходилось.

Теперь Далст не мог, как раньше, спокойно в одиночестве ходить на охоту. Ведь он стал известным на всю Пустору. Увидев его доброту, многие девушки бегали за ним. Раньше такого не было.

Красота вернулась в жизнь Мавриники, но она сама изменилась. Больше никаких случайных мужчин и борделей. Она сидела целыми днями и шила различные одеяния. А главное – это её эмоции, когда она видела улыбающуюся или мило беседующую девушку рядом с Далстом, в ней что-то закипало. Она чувствовала негодование к девушке, предательство со стороны Далста, хотя ясно понимала, что он ей ничего не должен. Он имеет право улыбаться, разговаривать и встречаться с любой девушкой.

После того публичного суда над Далстом прошло три месяца. За Мавриникой ухаживали многие красавцы, но ближе остальных подобрались к её сердцу двое. Один – это Мендонка. Красавец, очень обаятельный и очень весёлый. Он развлекал Мавринику больше, чем братец Горел, который был очень юморным мальчуганом. Дни, проведённые с Мендонкой, отличались друг от друга в корне. То он придёт, прикинется, что получил задание от главы Валерана – спрятать её. И весь день они скрываются по дворам и кустам. Или как-то зашли в поле, завязали глаза и пошли, взявшись за руки. Через час сняли повязки и весь оставшийся день искали обратную дорогу. С Мендонкой скучать не приходилось. А, вот, второй – Нулепсид. Томный взор, мускулистый, загорелый стан, чёрный волос, белоснежная улыбка – соблазнительный красавец. Он говорил только о любви. А она не слушала музыки его речей, она любовалась им. Все дни с ним сливались в один вечный и прекрасный день.

Но был ещё один парень, который очень отличался от остальных, и в сердце Мавриники ему принадлежало особое местечко. Он из всех был не самым красивым, если не сказать – самым некрасивым, но Мавриника всё равно испытывала к нему симпатию. Он робко и со стеснением заикался о любви, и в этом была прелесть. Он казался оплотом силы, мужества и доброты. Но ради неё – хрупкой девушки – был готов на всё. Может, вы угадали в нём Далста?

Её осыпали предложения о замужестве, но теперь она тянула. Выбор разума был между Мендонкой и Нулепсидом, но сердце медлило, ждало кого-то иного. Далст, углядев поклонников, стал редко заходить к Мавринике, так как не хотел стеснять её своим присутствием. Но один погожий день решил всё.

Утром зашёл Нулепсид и долго мурлыкал о любви, заключив Мавринику в объятья. Смысл его слов указывал в постель. Попозже прибежал Мендонка. Он быстро говорил, что за ним кто-то гонится, и, если она захочет, то может бежать с ним, но возврата не будет. Это была его очередная придумка. Ещё не ушёл Нулепсид, который и не собирался уходить, Мендонка зовёт навсегда с собой – неопределённость доставала Мавринику. В обед совершенно случайно зашёл Далст. Он говорил, что соскучился, но потом увидел обоих протеже Мавриники в беседке. Начал извиняться за визит и пятиться назад. С приходом Далста гармония в душе Мавриники начинала упорядочивать чувства, и вдруг он так скоро уходит.

– А можно, я пойду с тобой? – спросила Мавриника.

Далст опешил:

– Да, конечно, конечно.

И они вдвоём ушли. Мендонка с Нулепсидом прождали до вечера, но, не дождавшись, так и свалили. А Мавриника и Далст гуляли и разговаривали обо всём. С наступлением ночи изучали звёзды. Наблюдали закат и восход, умывались в росе. Не выспавшийся Далст находился в состоянии некоторой эйфории, поэтому он осмелился предложить Мавринике руку и сердце. Она также не выспалась, отсюда и её эйфория, которая заставляет думать и выбирать сердцем. В итоге она согласилась выйти замуж за Далста. О своём решении она никогда впоследствии не пожалеет.

Она поставила условие, что свадьба должна состояться в этот же день, боясь, что эту хрупкую гармонию может развеять дуновение завтрашнего дня. Этот необычный ритуал они провели сами для себя, ведь важнее всего, что их обещаниям свидетелем был Сам Бог. Они впервые поцеловались. И Мавриника испытала притяжение к своему новому и последнему мужу. Он был уже не просто добрым другом, защитником в её глазах, теперь она мечтала о детях именно от Далста. Через девять месяцев она родила мальчика, которого они назвали Постольмом. Позже у них родился ещё один сын – Виерс. И затем дочка – Блика.

О дальнейшей судьбе Мавриники рассказывается мало. Только, что в Сэндории она стала шить наряды специально для фараона и его жены. Её работой восхищались даже за пределами Песчаных Краёв. А Далст в Сэндории обрабатывал кожу и другие материалы для прекрасных платьев, создаваемых его супругой. О них сохранилась одна песня, которая со временем, перепетая многими бардами, поменяет и сюжет, и смысл, и даже своих главных персонажей.

«Я не дам вам ни капли воды, если вы не дадите взамен мне хотя бы двух капель», – однажды сказал он. Единственный из детей Дувмата, которого на воспитание взял себе некий Арчил, валеранский богач. В семь лет этот мальчик ходил в шелках, ел редчайшие и вкуснейшие блюда и общался с детьми высшего света всей валеранской округи. Его имя Коплант. А случилось это вот так.

Заехал Арчил Бакендас в Пустору, проездом из Палестины, а как он попал туда, уж это не многим ведомо, да и нам не важно. В Пусторе Арчил не собирался останавливаться, но повозка его так не думала. Она рассыпалась прямо перед домом Дувмата. Дувмат, увидев это, выбежал с желанием помочь. Отдал свою телегу и сказал: