Александр Тихорецкий - Выстрел по солнцу. Часть вторая

Робкие позывы долга опять слабо шевельнулись в нем, ручейками талой воды пробивая дорожки в толще серого, ноздреватого смятения. Хлопьями запоздавшего снега мелькнули в сознании обрывки каких-то жестких, категоричных слов, распоряжений, директив. Надо что-то делать… Немедленно, решительно…

Слова таяли, тонули в лужах, оставляя после себя странное чувство отрешенности, бесплотности, потерянности.

Ленский оторвался от стекла, быстро, нигде больше не останавливаясь и не оглядываясь, вышел, сел в свою «BMW» и влился в поток машин. Он ехал на доклад к Князеву.

Обычно оживленные, полные в это время дня энергии и движения, коридоры конторы поражали безлюдностью. В первую минуту Ленскому даже показалось, что он каким-то образом ошибся дверью, однако тут же сообразив, что это невозможно, он продолжил путь по пустынным, будто скованным тишиной, переходам.

Он миновал приемную, с уходом прежнего хозяина потерявшую свое былое флегматичное, сдержанно-благосклонное обаяние, перед дверью в свой кабинет остановился, пытаясь представить, как войдет, раздвинет жалюзи, распахнет окно, включит кофеварку и будет бездумно, страница за страницей, листать интернет, в мельтешении незнакомых лиц, глянцевых улыбок и броских заголовков отыскивая то самое, главное, криптограммой электронного попурри несущее разгадку тайны.

Потом он выпьет чашку, а, может быть, даже две чашки кофе, соберется с духом и позвонит друзьям. Впереди у них – долгий, очень важный разговор. Словно какой-то экзотический фрукт, этот разговор вызревал долго, целых десять лет, и он должен, он обязательно должен состояться. Потом, когда спадет немного накал событий, когда на смену их бешеной круговерти придет привычная монотонная череда. А пока достаточно будет коротенькой, мимолетной встречи, мини-брифинга, где вместо слов слушают чувства, а вместо часов сверяют сердца.

Сейчас, как хлеб, как воздух нужна, хотя бы, маленькая толика сочувствия, хотя бы, микроскопическая капелька тепла и внимания, пусть даже и обрамленная суровой оправой молчания. Как встретят его друзья, что скажут ему их лица, их глаза?

Почему все происходит так, как происходит? Почему смерть ходит за ним по пятам? Откуда исходит опасность?

Как и вчера, дверь снова оказалась не заперта, и Ленский немного растерялся, пряча в карман не пригодившийся ключ. На мгновение слепая, безотчетная тревога кольнула сердце, едва не погнала прочь, но он быстро взял себя в руки. В конце концов, разве может опасность подстерегать его в собственном кабинете? Это было бы уже слишком!

Открыв дверь, он увидел Журова, сидящего в его кресле, одной рукой держащего чашку с кофе, а другой меланхолически, будто сквозь дрему, набирающего что-то на клавиатуре ноутбука. Вот тебе и встреча…

Стараясь не поддаться смятению, он вошел, аккуратно притворив за собой дверь.

– Я надеюсь, у тебя были веские основания вламываться в мой кабинет, – он сел напротив друга, никак не отреагировавшего на его появление. – Что случилось на этот раз?

Журов оторвался от компьютера, встал, медленно, с видимой неохотой освобождая ему место.

– Ничего особенного, – бесцветным голосом ответил он, и стекла его очков тускло блеснули, – если не считать того, что и второй наш «гость» умер. Князев рвет и мечет. Оказался гневлив, – стекла очков снова блеснули, – Все сразу нашли себе дела в городе, прячутся, а мне прятаться негде – я везде, как на ладони. Вот поэтому, я и здесь. Вряд ли меня найдут там, где меня быть не может.

Ленский слушал его, все еще находясь в плену своих размышлений, не понимая смысла сказанного, чувствуя лишь, как его охватывает ощущение надвигающейся беды.

– Кто умер? Почему? – внезапное понимание, словно разрядом тока, ударило его. – Как умер? Его же охраняли!

– Вот поэтому Князев и волнуется, – Журов на секунду застыл с поднятой над клавиатурой рукой, иронично улыбнулся. – Вот поэтому все и прячутся.

– А где Слава? – Ленский все еще не мог собраться с мыслями.

– Едет сюда из изолятора, – коротко ответил Журов. – Ходит слух, что Князев хочет отстранить его от дел.

Ленский привстал.

– Ты что? Внутреннее расследование?

– Неизвестно пока. Он и о тебе спрашивал. – спокойный, благодушный тон Журова начал раздражать Ленского.

– Юра, ты спишь, что ли? Что ты, как сонная муха?! Ведь это ЧП, надо же делать что-то!

Журов отложил, почти отбросил компьютер, снял и ожесточенно стал протирать очки.

– А я здесь, вообще-то, с самого утра, и уже устал реагировать на всякие ЧП! – голос его зазвенел металлом. – Я, между прочим, ученый, и не лезу в ваши оперативные мероприятия. К слову, меня к ним и на пушечный выстрел не подпускают! – он поднес очки к лицу и, что есть силы, дохнул в них. – Но, если бы, хоть, кто-нибудь меня спросил, а стоит ли отпускать этих двух клоунов и – о, чудо! – даже выслушал меня, может быть, сейчас и не было такого дерьма! Ты об этом подумал?

Ленский устало покачал головой. Все передуманное, пережитое за последнее двое суток дрожало в нем трепетным облаком. Тысячи и тысячи сомнений, тревог вновь ожили, в суматошных воплощениях расплываясь очертаниями смутных образов, но он захлопнул ставни в сознание, отрезал себя от утомительной возни. Хватит с него этой бесконечной рефлексии, хватит самоанализа и покаяний.

– Ох, Юра, Юра, – он вяло махнул рукой, – еще неизвестно, что было бы в этом случае. Вернее, известно.

– И что же? – в голосе Журова звучала издевка.

Ленский внимательно посмотрел на него. Неужели, действительно, не понимает?

– Я думаю, их все равно убрали бы, – тихо ответил он и тут же пожалел.

Глазах Журова вспыхнули раздражением.

– И ты туда же! А откуда ты знаешь, что их убрали? Еще и результатов экспертизы-то нет.

О, Господи! Язык мой – враг мой. Ну, вот что теперь делать? Снова врать?

Ленский постарался, чтобы голос его звучал, как можно убедительнее.

– Господи, Юра! Сказал просто так, не подумав. И потом, – он подкрепил голос веским взглядом, – ведь, люди, действительно, так просто не умирают.

Ему показалось, или в глазах друга мелькнуло презрение?

– Если ты что-то знаешь, самое время рассказать!

Ленский опустил взгляд, покачал головой. Образы Абдул-Гамида, Башаева, Кэти вновь поплыли перед глазами призрачными тенями.

– Я ничего не знаю, дружище. Нет, правда, ничего! – внезапное озарение облеклось спасительной формулой: – Я, вообще, только что приехал.

– А, да! – Журов с досадой надел очки. – У тебя же была игра с этим, как его… Как прошло?

Ленский усмехнулся, отвел глаза. Призраки отступили, растаяли, будто туман под солнцем.

– В целом – удачно, если не считать того, что снова едва не погиб. За последние трое суток это уже второй раз. – он вздохнул. – Знаешь, в последнее время я чувствую себя канатоходцем над пропастью – одно неверное движение, сбой дыхания, порыв ветерка, и – конец… – он замолчал, будто прислушиваясь к тишине, будто ожидая услышать в ней далекое эхо жалости, тепла, сочувствия.