Сергей Панфилов - Батурино – гнездо родное

Отец Антонин, знающий о состоянии дел не понаслышке, отвечает откровенно своему корреспонденту: "Не напрасно ли жалуетесь, достопочтимейший Василий Николаевич, на русское равнодушие к Святой Земле? Благая мысль, конечно, образовать русский "Палестинский Комитет", как Вы его называете, учено-археолого-политико-филантропический. Но полагаете ли Вы, что мы сумеем провести дело без шума и самохвальства, без раздоров и ябед и в конце концов без чьей-нибудь официальной команды?.. Довольно нам и одной несказанной "Палестинской Комиссии", заправляющей тем, о чем ни единого понятия не имеет"…

Василий Николаевич отправляет письмо другому человеку, бывшему на Святой Земле начальником Духовной Миссии, архимандриту Леониду (Кавелину). Он жил в России и возглавлял Ново-Иерусалимский монастырь. "Я все вожусь с мыслью об устройстве здесь частного Палестинского Комитета, с целью ознакомления России со Святой Землей, ученого исследования ее, поддержания паломников, приобретения участков земли, поддержания нашего влияния. Если бы удалось его поместить под хорошее покровительство кого-либо из членов царской фамилии или кого-либо из митрополитов, я полагаю, что в денежных средствах недостатка не будет… Что Вы думаете о возможности образовать подобное Общество, и может ли оно иметь успех? Польза хоть научная все-таки будет"…

Архимандрит Леонид отвечает Василию Николаевичу: «Желаю Вам благопоспешения в Ваших полезных трудах по описанию Святой Земли, но планов ваших относительно усиления и поддержания нашего там влияния не разделяю. Но об этом распространяться в письме не имею ни времени, ни охоты, хотя, по Апостолу, скажу: искусивыйся вся (о сем) весть, а не искусивыйся пусть попытает, если хочет".

Но, получив такие ответы, Василий Николаевич не впал ни в уныние, ни в отчаяние. Он продолжал думать о создании Общества…

В 1877-ом году обострилось положение дел на Балканах. Братья-славяне, жившие под гнетом турок, ожидали помощи от России. Желая прекратить резню населения, которую устроили турки, Император Александр Второй объявил войну Турции. Русская армия вошла в пределы Румынии и двинулась к Дунаю.

После тяжелых боев, переправившись через Дунай, русские войска пересекли границы Турции. В боях под Плевной, на Шипке, под Карсом русские солдаты покрыли себя вечной славой. Генералы Радецкий, Скобелев, Гурко, Великий Князь Михаил Николаевич умело руководили войсками, били турок по всем фонтам. Один из отрядов возглавлял Цесаревич Александр Александрович – сын Императора.

8-го января 1878 года генерал Михаил Дмитриевич Скобелев взял город Адрианополь и повел наступление на Константинополь… Турецкий султан и его советники пребывали в ужасе. Армия разбита. Русские у ворот Царьграда. Что им помешает взять бывшую столицу Византии и вознести на Святую Софию православный Крест? Нет, нет! Надо сдаваться. Просить перемирия… Султан согласился на все требования, предъявляемые ему. Мир был подписан.

После начала русско-турецкой войны, по жесткому требованию турецких властей, отец Антонин и все сотрудники Миссии были изгнаны из Иерусалима. Батюшка прибыл в Афины, которые уже и не чаял увидеть в этой жизни. Вновь он поселяется и живет здесь, ходит по улицам древнего города, посещает Акрополь, греческие храмы и свой, воссозданные его стараниями – в честь Пресвятой Троицы, с двумя придельными.

Но, живя в Афинах, он все-таки мысленно пребывал в Иерусалиме, думал о возвращении на Святую Землю, о продолжении своих трудов – строительстве, приобретении новых земельных участков.

В мае 1878 года отец Антонин вновь прибывает на Святую Землю. Он начинает заниматься тем, что делал до отбытия в Афины. Он приобретает земельные участки. Куплен еще один – возле Силоама.

Неподалеку от Иерусалима расположилась деревня Аната. Исследователи предполагают, что это поселение в прошлом именовалось Анафоф. Оно было родиной славного израильского пророка Иеремии. Отец Антонин приобрел здесь участок земли размером 370 квадратных метров. На этой территории сохранились остатки древней христианской церкви, небольшая часть стен, мраморные плиты пола, основания колонн.

Еще одно приобретение отца Антонина. В городе Тивериаде, неподалеку от Тивериадского озера, батюшка покупает 773,93 квадратных метра земли. Здесь впоследствии строится дом для паломников. В одной из комнат дома устраивается часовня. Отец Антонин именует это строение "дом со сводами"… Такая многоважная работа вновь захватывает нашего дорогого батюшку.

Но блестящая деятельность отца Антонина во славу Божию, на благо Русской Церкви, России, православных христиан, вызывает недовольство у Консульства. На труды батюшки смотрят угрюмо-недоброжелательно. Его инициатива не приветствуется, вызывает раздражение. За спиной консульства стоит Палестинский Комитет, Борис Павлович Мансуров. Он, во что бы то ни стало, хочет нейтрализовать неутомимую деятельность отца Антонина, а его самого спровадить на пенсию, отослать из Палестины в какой-нибудь отдаленный российский монастырь, что уже было с Епископом Кириллом и архимандритом Леонидом.

У недоброжелателей батюшки созревает коварная мысль – нужно ликвидировать Духовную Миссию, консула возвести на степень генерального, для удовлетворения духовных нужд русских поклонников при Консульстве создать домовую церковь, в которой бы служил иеромонах, отца Антонина отрешить от всех дел. Тогда поклонническое дело, земельные участки, постройки перешли бы во владение Консульства и под главенство Палестинской Комиссии, то есть – Бориса Павловича Мансурова. Каково? Дьявол мог бы торжествовать победу. Ходотайство о подобном устроении дел, исходившее от Палестинской Комиссии, направилось в Святейший Синод.

Отец Антонин, узнав о кознях своих недоброжелателей, вознегодовал. Он пишет послание Борису Павловичу Мансурову. "Был ли хотя один момент, в который бы я мог польстить себя мыслию, что Ваше превосходительство не позабыли меня, цените меня по-прежнему и отдаете мне справедливость в моих неизменно тех же самых стремлениях и усилиях – отстоять, закрепить и, насколько могу, прославить имя России в тесном кружке моей деятельности в Святой Земле. Как же все эти трудные и большею частью скорбные для меня годы смотрела на службу мою Палестинская Комиссия? Простите за правду, недоброжелательно. Этот взгляд с моей личности переносился, конечно, и на всю Миссию, а затем он же передавался в Министерство иностранных дел и, что всего прискорбнее для меня, в самый Святейший Синод… Напрасно бы я стал доискиваться, в чем моя вина и отчего я в Иерусалиме оказался вдруг чуть ли не камнем соблазна и, во всяком случае, не драгоценным камнем, а булыжником, которым может помыкать всякий консул… Чтобы не столкнуться ни с кем ни на политическом, ни на церковном-каноническом, ни даже на Миссионерском поприще, я ограничился одним чисто поклонническим значением своей Миссии и нашел способ путем территориальных приобретений и устройством в разных местах русских приютов, поставить ее и крепче и весче, и, пожалуй, даже более блестяще, когда бы то ни было в другое время в Палестине. Могла простить мне это "система"? Я не дитя, чтобы поверить этому. Но обращаюсь к Вам превосходительнейший Борис Павлович, "человеку честному, и искреннему", в чем погрешил я перед Отечеством, царем, Богом, что стал приобретать в собственность России то, что еще осталось, Божиим проведением, в Святой Земле ценного… Ведь во всякой другой земле христианской подобного ревнителя по крайности осыпали бы похвалами. А у нас я, прослуживший обществу русскому и Церкви Русской на теперешнем месте своем верой и правдой 14 лет, и со мною человек, стоящий не только хвалы, но блестящей награды, которого умом, тактом, смелостью и неподкупной честностью, не говорю уже о беззаветной преданности России, достигнуты мною такие невероятные результаты, – смиренный драгоман Миссии (Якуб Халеби) – не только не оценены, но подвергаемся ожесточенного преследованию со стороны своего консула".