Александр Польшин - Арт-директор

Я промолчал. Аня посмотрела на меня, вздохнула.

– С ним удобно.

– Ты второй раз это говоришь, – буркнул я.

– Могу и третий, и сорок третий, – огрызнулась Аня, легонько ущипнула меня. – Он человек занятой, мало находил времени, когда у меня глаза горели. Я же все по дому делала, и в постели старалась, ну ты знаешь.

Я кивнул.

– А потом надоело. Я че, одна должна что-то делать? Моей жизни нет? Тоже хочу трахаться, и хорошо трахаться, а не так, как он: пару минут после своей гребанной работы и спать сразу. Поэтому сейчас мне пофиг. Ему было пофиг тогда, мне сейчас.

Она замолчала, я нежно поцеловал ее в лоб. Порой женщинам нужно просто выговориться. Им не нужны советы, мнения, решения. Им хочется вслух произнести то, что тяжестью лежит на душе. И в ее словах, при всей жесткости для обычного человека, есть суровая правда.

У любых отношений имется свой срок годности. И когда он наступает, есть всего лишь два выхода: либо выкинуть прокисший товар, либо изменить его состав. Многие ошибочно полагают, что есть и третий вариант, и в итоге очень долгое время травят свой организм. Травят, потому что привязываются, и эта привязанность в итоге разрывается с таким треском, что чуть ли не дымит разлом.

Многие забывают, что отношения это работа. Обычная такая работа. Ничто и никто не дается просто так. И для того, чтобы отношения длились, и срок годности увеличился, нужно постараться, нужно из кожи вон вылезти, чтобы все свершилось, чтобы чудо произошло.

Надо быть сильным, очень сильным, чтобы сказать себе правду. Сказать, что срок годности вышел и ты ошибся, когда подумал, решил, что это не так.

Но еще сильнее надо быть, чтобы этот срок годности продлить. Сделать его дольше. Сделать его вечным.

Отношения это работа. Сложнее работа, чем все до этого. И так было и будет всегда. Надо просто не забывать про это. Не забывать продлевать срок годности.

– И мне жаль, что ты меня не ревнуешь, – прервала мои мысли Аня.

– А должен? – насмешливо спросил я.

Она села, посмотрела на меня все тем же холодным взглядом.

– А вдруг я не буду больше тебе звонить и отвечать на звонки?

– Значит, будет так, – равнодушно ответил я.

– И даже скучать не будешь?

– Именно так, Аннет, именно так…

– Ты знаешь, мне не нравится, когда ты меня так называешь, – холодно заметила Аня.

– Ты знаешь, мне не нравится, когда ты ищешь во мне ревность, – скопировал тон я.

Затянулось легкое, азартное молчание, какое возникает между оставшимися в партии игроками в покер: пора вскрываться, никто не знает, кто блефует – и все боятся проиграть, несмотря на то, что выигрыша страшатся не менее.

– Я тебя, кстати, тоже не держу, – как бы невзначай сказала Аня.

Я расхохотался, пролил немного кофе на себя, хорошо хоть штаны не одел, а напиток остыл, не так горячо, как могло быть.

– Что смешного?

– Ты смешная, – с ухмылкой ответил я.

– Чем же это? – Негатив, смешанный с обидой.

– Я тебе нужен, – уверенно промолвил я.

– Ну у тебя и самомнение… Хотя, – Аня поджала губы, затем улыбнулась, – ты мне когда-то помог.

– Заинтриговала, – с интересом сказал я, встал, налил себе еще кофе.

Аня закурила, зажмурилась, как будто на мгновение оказалась где-то далеко. Наконец выпустила дым и тихо произнесла:

– Ты моя первая измена.

Я молча ждал продолжения, она ждала вопросов. Не дождавшись, покачала головой, закусила губу.

– Это было у тебя в одном из клубов, «Кингс как-то там». Помнишь, пару лет назад? Я тогда еще с подругой приехала, ты еще шутил про ее чулки…

– Рыбачья сеть? – вспомнил я.

– Именно, – рассмеялась Аня. – Знаешь, в тот вечер муж обещал приехать раньше, но опять задержался, в очередной раз, причем, как потом узнала, не по работе, а с секретаршей. Банальность какая, да?

– Ага.

– Случайно поняла, на работу к нему приехала, охранник пропустил, ну, он меня знал. В общем, поднялась в кабинет, а там…

Она осеклась. Я хотел было подойти к ней, однако Аня подняла руку, покачав головой.

– Не надо, Андрюш. Не надо меня жалеть. Было что было. – Она шумно выдохнула, затянулась сигаретой. – И я приехала к тебе, с подружкой, без каких-то мыслей и планов. Так, потусить, выпить, развеяться. А тут ты, такой красивый, с подвешенным языком. Мы сколько тогда не виделись?..

– Почти год.

– Год, да. Ну а потом выпила, ты взял меня за руку, ну и…

Я улыбнулся воспоминаниям. Ну и – это дорога в мой кабинет, маленькую каморку, больше похожую на небольшой склад афиш, реквизита, аппаратуры. Дверь не закрывалась, поэтому я прижался к ней спиной, развернул Аню к себе, поднял платье, а дальше то самое «ну и».

– Мне казалось, буду чувствовать себя плохо, – медленно продолжила она. – Но ничего такого. У меня было такое облегчение! Я аж выдохнула! Муж же потом забрал меня на машине. И я шла к нему довольная, счастливая. Мне было весело, хорошо. Так мое мнение об изменах стало другим. Проще. Наверное, тебе это все неинтересно, – она встала, лицо приняло невозмутимый вид.

Я поставил чашку на стол, подошел к ней, посмотрел прямо в глаза, взяв ее руки в свои.

– Ань, ты мне интересна не только как девочка на «сунуть-высунуть-бежать». И ты это знаешь. Поэтому я сегодня позвонил тебе. Потому что просто секса мне не хотелось.

Она обняла меня, прижалась, а я подумал, что все это до боли знакомо. Знакомо каждому.

Мы обжигаемся. Рано или поздно, каждый сталкивается с ситуацией, которая меняет нас, делает нашу кожу грубее, а самих жестче, заставляя разочароваться в людях и мире вокруг. Обжигаясь, мы теряем веру в добро, в то безмятежное, что хранится в детях, в их глазах, в которых есть та самая искра доброты, безмерной и такой же беззащитной. А обжегшись, загрубев, мы обжигаем других.

И мир движется по спирали, в которой люди как доминошки – один обжигает другого, тот третьего, и так до самого конца, пока последний не обожжет первого, еще сильней, еще беспощадней, еще страшнее.

Уже не вспомнить, кто начал первым, кто легким движением, осознанным али нет, столкнул ту самую доминошку со стола, тем самым ввергнув мир в постоянную спираль мотыльков. С той лишь разницой, что мотыльки летят на огонь по желанию; к людям же огонь приходит сам.

И тяжело остаться хотя бы немного, хотя бы на мгновение тем, кем мы были до столкновения с огнем, до того, как обожглись. Верить в то, что следующий шаг окажется верным, приведет к единственному месту на земле, где горящее домино останется позади, во тьме обмана, предательств, измен. И с каждым ударом встать с колен, подняться, осмотреться, – все сложнее.

Тех, кто встаёт, все меньше. Тех, кто лежит, всё больше. Выбор всегда есть. Но всё чаще нам приходится выбирать меньшее из зол. И когда-нибудь меньшего не останется.