Ольга Никитина - Си-бемоль

Она кивнула.

– Спасибо.

Остаток анкеты заполнили по-деловому, без фривольностей.

– Автограф, и через две недели станете счастливым обладателем карты.

Он занес ручку над бумагой.

– Давайте выпьем чаю… Завтра вечером.

– Я не… Это что, шантаж?

Зазвонил рабочий телефон.

– Виктор Евгеньевич, пациент ожидает.

– Да-да, я спущусь.

Он положил трубку.

– Это– приглашение.

– А если я откажусь?

– Потому что не хотите или не можете?

– Могу…

Он попытался прочитать ответ в ее синих глазах. Мгновение затянулось, и он вдруг почувствовал себя глупо. Чего он добивается. К чему эти игры…

– Простите,– он поставил размашистый росчерк напротив своей фамилии и передал девушке. Освободив из-под копирки, она вернула ему один экземпляр. Аккуратно сложила бумаги в папку.

– У Вас есть ксерокс?

– Внизу, у администратора.

– Можно снять копию Вашего паспорта?

– Конечно. Пойдемте,– он пропустил ее в дверь.

– Каблуки звонко ударялись о каменные ступени.

Быстро справившись с ксероксом, они деловито попрощались.

-Здравствуйте,– приветствовал врач нового пациента. –Пойдемте.

Грузный мужчина поднялся из кресла, провожая заинтересованным взглядом удалявшуюся фигуру. Сел за стол, читая карту пациента. Тренькнул смской телефон. Быстро скосил глаза.

«Завтра после 19.00 я свободна. Вита.»

–Хотите анекдот?– повернулся доктор к пациенту.

– Рот открывай! Уверенней! Садись на ноту сразу! Что с тобой сегодня?– Черноволосая Тамара, мой педагог по вокалу, вопросительно смотрит на меня большими, немного навыкате, глазами.

– Спала хорошо? В семье все порядке?– она начинает перечислять возможные причины.

– Давай попробуем снова,– я настроена решительно.

– Давай вот с этой строки. Не бойся, выходи на си-бемоль смело. Не потом дотягивать.

Я набираю воздуха и пропеваю строфу.

– Ну…– Тамара улыбается. – Совсем другое дело. Почему так?

Мне нравится ее легкий акцент, напоминающий о виноградных лозах и пышных сырных лепешках.

– Перестала думать,– отвечаю я.

– Вот и не думай. Чувствуй,– говорит Тамара. И мы продолжаем урок. Я, следуя совету учительницы, наполняю воздухом не только легкие, но и голову.

Пение– одно из самых ярких доказательств влияния мыслей на внешнюю реальность. Стоит моему сознанию лишь навострить уши куда-то в сторону, его крен немедленно отражается на звуках, вылетающих из моего рта. Конечно, у профессионалов вокального искусства ничего такого не происходит. Они уже научились маскировать техникой зигзаги и волнения души. Но мне, еще дилетанту в этой сфере, это не под силу. Поэтому все мои попытки задавить стучащую шариком пинг-понга мысль оборачивались проваленной си-бемоль. Лишь перестав сражаться с собственной головой, я обрела необходимое спокойствие, немедленно выпорхнувшее здоровым сочным звуком. Если мысль без моего намерения способна управлять моим телом, то как я могу доверять своему сознанию? Как могу быть уверенной в том, что оно не подведет меня в роковой момент, не сыграет со мной злую шутку, взяв контроль в свои нейроны?

Это как, стоя на балконе, задаваться вопросом: что удерживает меня от шага вперед? От легкого перевеса тела через ограду. И еще сильнее будоражит свобода выбора: где та граница, за которой мысль о шаге превратится в намерение сделать шаг? И кто этот таинственный страж, стоящий на охране границы?

–Так, уже звучит хорошо. А теперь добавь сюда чувства. Это же про любовь. Вот и пой с любовью,– поощряет Тамара, аккомпанируя мне.

И я наполняю грудь воздухом, добавив сладкого розового сиропа, я выдуваю череду голосовых вибраций, заключенных в большой розовый пузырь. Меня наполняют легкость и сладость, освобождая от чего-то, просившегося наружу.

–Прекрасно,– комментирует Тамара, продолжая аккомпанировать. И только я знаю, на чем был замешан тот сироп.

Слава Аронин написал на вашей ленте новостей– сообщила мне электронная почта тем утром.

«Привет!..»

Сначала я удивилась, потом обрадовалась, потом насторожилась, и, наконец, задалась вопросом. Точнее двумя: Зачем? И почему?

Зачем он меня приветствует и почему именно сейчас? Неужели он каким-то образом почувствовал энергию моих мыслей? Энергию моего присутствия в зале на его спектакле? И вот здесь началась опасная зона. Такие ядовито-желтые таблички с трафаретными черными буквами вешают на стены зданий. ОПАСНАЯ ЗОНА. УГРОЗА ОБРУШЕНИЯ ДУШЕВНОГО СПОКОЙСТВИЯ И ПАДЕНИЯ СОСУЛЕК ПАМЯТИ. Поначалу я не придала значения этому, как будто ненавязчивому, вторжению в мой мир, но с каждым новым часом все глубже оно вгрызалось в мой мозг, порождая новые плоды воображения и возрождая былые и давно увядшие. Они разбухли, вытеснив все остальные куда более продуктивные размышления. Подавить сорняки силой воли оказалось столь же пустой затеей, как уложить спать куклу-неваляшку.

«Не пытайся остановить мысли»,– говорил мой учитель йоги. – «Позволь им течь свободно. Не погружайся в них, но наблюдай со стороны.» И я наблюдала за тем, как всплывали давно погребенные на дне реки краски и полутона, калейдоскопические узоры, воображаемые комбинации, составленные из восьми знаков: Привет!.

Это же просто мысли,– решила я. –Никто не увидит их в моей голове. Никто не узнает, что они там были. А слова не будет.

Перед сном я стерла сообщение из ленты новостей и почувствовала облегчение.

День медленно отделился от «сегодня» и соскользнул в океан минувшего вместе со всем своим содержимым.

Официально он заканчивал в семь часов вечера, но случалось и задержаться, в зависимости от процедуры. Больше всего, конечно, было удалений восьмерок– зубов мудрости. И если верхние восьмерки вылетали сами, – как любил он говорить пациентам,– то нижние требовали гораздо больше времени и усердия. «В Америке, например, есть хирурги-стоматологи, которые удаляют только нижние восьмерки. Они, как правило, больше ничего о зубах не знают, но зато знают все про нижние зубы мудрости»– рассказывал он байки своей пациентке, ожидая, пока подействует анестезия. Шутил, заговаривал зубы, а сам прикидывал, как сильно опоздает на встречу. С Витой договорились на половину восьмого. У входа в ресторан на Пушкинской. Виктор прикинул, что последняя операция была назначена на пять, и двух часов должно было хватить. Но по закону подлости пациентка припозднилась, первый укол на нее не подействовал. Вот и вышло, что когда она минус зуб покинула его кабинет, стрелки часов на стене предательски двигались к четверти восьмого. Виктор ненавидел опаздывать, а уж тем более, опаздывать на встречу с Витой. Он не хотел называть это свиданием. Просто встреча. Поспешил выпроводить Зиночку и быстро переоделся в строгий черный костюм. Хотелось загладить прошлое впечатление полусонного и всклокоченного себя. Смочил ладони водой, пригладил кудри, торопливо запер кабинет и, спрыгнув вниз по лестнице, помчался к метро. Ехать на машине в час пик не имело смысла. Пока бежал, вспотел, пожалел, что напялил пиджак, остроносые ботинки сжимали и терли ноги. Трясясь в электричке, он с тоской наблюдал за убегавшими в даль минутами. Написал смску, что задерживается минут на двадцать. Ответа не было. Дождавшись, когда на станции появилась сеть, набрал номер. Она ответила, и Виктор успел извиниться и повторить, что задерживается. Но поезд отправился, сеть исчезла, и он не услышал ее ответа. К ресторану он подбежал, запыхавшись, без пяти девять. Напротив выхода мужчина открывал дверь карамельного Кайена своей спутнице. Она элегантно скользнула в салон. Виктор не видел ее лица, но кольнуло неприятное подозрение. Он набрал номер.