Ольга Никитина - Си-бемоль

– Ну, только ты будешь петь,– сказал Слава.

– Я не пою.

Он настаивал, и я не могла отказать его голубым глазам.

Кое-как пролепетала первый куплет. Надеялась, что он вступит и спасет меня. А он не вступил. Я обиделась, но не подала вида.

– Ну, вот, молодец! – подмигнул он.

Сглотнула слезы, подступившие к горлу, и улыбнулась.

Мы провстречались недолго. Через два месяца наши свидания закончились так же внезапно, как и начались. Близости так и не случилось. Я пресекала любые его поползновения. И как же я жалела об этом впоследствии. Как распаляла себя мечтами о его загорелом крепком теле в девичьих ночных фантазиях… Лишь моя подушка и мама знали, каким рубцом остался в юной душе тот скоротечный роман. Через страничку в «Одноклассниках», на которую я заходила под чужим именем, я узнала, что он ушел в армию. И узнала, когда вернулся.

Мы столкнулись на улице через два года. Совсем как в романтических историях, что печатали в журнале Cool Girl. Тогда я впервые всерьез задумалась о силе мысли. Вспоминала я о нем часто– как только голова освобождалась от институтских лекций и семинаров. Но в тот жаркий летний день, когда я дефилировала по центральной улице города, довольная жизнью и собой, я вовсе не думала о Славе. Пока не увидела совсем близко– он шел мне навстречу, в модных выцветших джинсах и белоснежной футболке. Длинные волосы коротко острижены, прежняя легкая небритость. И снова меня пронзил блеск его глаз. Вежливое «привет»; сколько лет сколько зим; и вот он снова берет мой номер телефона и приглашает «погулять» вечером. И я соглашаюсь.

Может, оттого, что я долго мечтала, КАК я его встречу, но не задумывалась о содержании нашей встречи, реальности оказалось нечего мне предложить…Мои новые оранжевые босоножки на высокой танкетке шагали вразрез с его потертыми кедами. Он привел с собой друга и сестру друга. Большие компании всегда меня страшили, а в тот вечер я и вовсе оказалась «не на той волне». Разговоры, шутки, игры-конкурсы,– все это походило на язык какого-то иного племени. Я слушала, но не понимала смысла и не могла «включиться». Я вовсю демонстрировала веселье и рыдала в душе. Уйти не позволяло воспитание, и я шагала рядом с ними весь вечер, гордо подняв голову, но ощущая себя щенком на привязи. После той прогулки он не позвонил, а меня «отпустило». Я больше не мечтала о встрече с ним.

Но мы снова встретились случайно, уже в Москве, спустя четыре года. На семинаре по йоге. Я с трудом узнала рокера в гладко выбритом и обритом босоногом «адепте» с деревянными бусами на шее. Приветствуя меня, он сложил руки перед грудью в «Намасте» и слегка поклонился. И все-таки глаза его смотрели насмешливо. После семинара он спросил, не хочу ли я выпить чаю. Я согласилась. Отчасти из любопытства, отчасти– чтобы доказать нам обоим, что он больше не имеет надо мной силы. Мы отправились в новый японский ресторанчик на Чистых Прудах. Он рассказывал, что провел целый год в Ашраме во Флориде, где встретил своего гуру. Сказал, что всерьез думает о посвящении в «брахмачарьи», сан йога, отрекшегося от мира. Я в то время как раз начинала осваивать подмостки российской эстрады– прошла кастинг в балет к известной певице. Жизнь была насыщенной: репетиции, гастроли, съемки. Короткие романы без зазнобы в сердце. Я слушала его, не понимая, и удивляясь. И все-таки постепенно истории о восточных мудрецах, волшебниках и йогах, обретших бессмертие в вечном сне, завладели моим воображением. Встречи наши были нерегулярны и невинны. Мы ходили в кафе, музеи или просто гуляли по улицам Садового кольца. Постепенно его истории, его смех и острый наблюдательный ум сплелись воедино с видом белых церквей с золотыми куполами, с воробьями в поисках крошек на тенистых аллеях, с гулом автомобилей. Наши встречи стали частью моей жизни, а он– частью «моей» Москвы. На третьей встрече он сказал, что принял «пробный» обет брахмачарьи– целибат.

– Если выдержу, значит, смогу быть монахом.

– Так я– твое искушение?– засмеялась я, чувствуя себя дерзкой и неуязвимой.

– Проверка на прочность. Для нас обоих.

– Я-то никаких обетов не давала…

– Но ты же не встанешь на пути моего духовного просветления?

– Как можно! И сколько длится твой обет?

– Если выдержу, то всю жизнь.

– Довольно долго… А как же… ну… Вы же, мужчины, по другому устроены…

– Есть специальные методики. Сила семени сублимируется в силу духа, и тогда открываются сверхчеловеческие способности.

– Что за методики?

– Если честно, то довольно садистские. Например, соломинка вставляется в…

– Все! Больше не хочу подробностей! Сублимируй сам свою силу. Желаю удачи.

Однажды он привел меня на вечеринку в чьей-то квартире на Арбате. Странное это было собрание. Множество людей, знакомых и не знакомых друг с другом. Казалось, каждый из них принес собственную вселенную в эти гости. Они танцевали без музыки, играли без нот, декламировали странные монологи, носили несуразные одежды. Из напитков был только чай. Множество разнообразного чая, начиная от пакетированной «Беседы» до китайских цветков, распускавшихся в чашке с водой. И во всей пестроте этого разнообразия присутствовала некая объединявшая нить и гармония. Они приветствовали меня улыбками, не отрываясь от своих занятий, они радостно отвечали, если я спрашивала, и не навязывались, если я наблюдала молча. Струилась музыка, извлекаемая инструментом, название которого я не знала. Но звуки ее походили на гудение ночного океана и шум волн, и еще чего-то лесного, первобытного, взывавшего не к эмоциям, а глубже; проникая точно струйка наркотического дурмана в подкорку сознания. И не было иных желаний, кроме того, чтобы просто быть там: стоять, водя телом за ускользавшим флером, позволяя ему падать внутрь меня, освобождая… И среди разрозненных событий сюжета, переплетенного тягучей и пряной музыкой, скользила высокая фигура в белом вязаном джемпере.

– Кто все эти люди?– спросила я.

– Артисты…

– И ты всех их знаешь?– Он усмехнулся, не отвечая, и притянул меня к себе.

Я положила руки ему на плечи и закрыла глаза. Легкий, ускользавший аромат его парфюма, нежные руки на моей талии… Мы танцевали под какой-то собственный ритм. Мои ладони вжимались в мягкие бугорки рельефной вязки его свитера. И даже закрыв глаза, я видела перед собой его руки– тонкие запястья, торчавшая косточка на правом; длинные, слегка шире в суставах, чем у основания, пальцы с широкими гладкими ногтями. Я очень хотела спросить его тогда, соблюдал ли он еще свой обет, но не спросила. Не хотелось портить волшебство того вечера. И я позволила фантазиям свободно течь сквозь мои опущенные веки. Я рисовала в воображении те пейзажи, что мы никогда не видели вместе; я делала его героем ненаписанных новелл; часть воображаемого оседала в воспоминаниях о реальном, и часть реальности потерялась под свежими мазками желаемого.