Сергей Огольцов - … а, так вот и текём тут себе, да … (или хулиганский роман в одном, но очень длинном письме про совсем краткую жизнь)

Хорошо жить в одном городе с книгоиздательством – заканчивая работу в пять, успеваешь посетить их без совершения прогула.

В том кабинете, откуда молодой человек когда-то направлял меня к специалисту по Моэму, сидели уже двое – другой молодой человек и ещё молодая женщина.

Я спросил куда тут сдают поэзию.

Они обрадовались и дали направление в первый кабинет по коридору, налево за углом.

Там, на сообщение о доставке сборника поэзии, прозвучал знакомый мне вопрос:

– Кто вас прислал?

– Ах, ну, конечно! Меня прислали из соседнего кабинета. Тут сразу за углом, знаете?

Это послужило достаточной рекомендацией, чтоб сборник перешёл из рук в руки.

Я вышел из издательства тоскуя и смеясь.

Тоскуя?

Я отринул своих детищ и дал зарок блюсти бесплодие отныне и вовеки.

Смеясь?

Я – свободен!

( … любое начатое стихотворение обрекает тебя на кабалу. Ты мучаешься и пашешь словно раб, до момента, когда можешь сделать шаг в сторону и сказать: «да, вроде, ничего, готово, хватит; на большее я не способен» …)

Ещё громче смеялся я над приёмщиком, ведь на сборнике нет никаких адресов, указан лишь поэт – Клим Солоха, да автор предисловия – приятель Клима.

Всё! Отслужил…

– Как приняли?– спросил художник.

– На «ура!»

Имевшийся запас картошки мог поддерживать меня до конца недели, но она как-то не насыщала, даже и с солью.

Художник заметил, как в Красном Уголке я подхватил с подоконника забытый кем-то сухарь булки и съел его, пряча в кулаке.

Он рассказал об этом вечно всем недовольному начальнику отдела кадров. Тот пришёл в уже пустой от командировочных Красный Уголок и спросил в чём дело.

У меня пропали деньги из сумки.

Украли? Кто?

Об этом ничего не знаю; была десятка и – не стало.

Он недовольно дёрнул лицом и вышел.

Вскоре меня позвали в его кабинет и он сказал, что отметит мою командировку полностью (хотя оставалось ещё три дня), но я должен исполнить срочную работу: во дворе КАМАЗ высыпал песок не туда, куда надо. Теперь песок тот надо передвинуть, но бульдозер помнёт гусеницами свежий асфальт.

Часа два-три я перелопачивал песок, чтоб спрятать его позади горшков с обречёнными ёлочками.

За этот труд мне выписали десять рублей, которые я тут же получил в кассе.

Билет на электричку до Конотопа стоил четыре с чем-то.

Я пошёл в гастроном, купил бутылку водки, прозрачной как слеза разлуки, что-то там для закуси и вернулся в Красный Уголок.

Мы с художником распили её за успех сборника поэзии, который листается сзаду наперёд.

Капремонтом на конотопской фабрике вторсырья командовал Юра.

Он умел и любил смеяться, обнажая фиксу светлого металла на клыку. В чёрно-белых фильмах такими обычно изображают комсомольских вожаков, вот только фикса на вписывалась в образ.

Второго капремонтника звали Арсен, его глаза косили друг на друга, но не очень сильно; и он держал себя с важностью аксакала, несмотря на молодой возраст.

Его сыну исполнилось два года, вот он и загордился.

С ним я ладил, а Юра всё старался подмять меня, скорее всего из-за нетерпимости к моему высшему образованию, о котором я никому не говорил, но он часто и подолгу пропадал в бараке администрации и был там всем свой парень.

А у меня с ним дружбы не получилось, его выводили из себя мои цитаты и новости из газеты «Morning Star».

Арсен пытался увещевательно гасить наши стычки.

Однажды в разговоре с Арсеном я привёл цитату из работы Карла Маркса «О происхождении семьи, частной собственности и государства».

( … вообще-то автором её принято считать Фридриха Энгельса, но Фриц напечатал её после того, как Карл уже скончался, а он сам поимел возможность рыться в архивах неизданных трудов покойного.

Наверное он, как тот блондин из Южной Украины, считал себя вправе присвоить чужое.

Как никак, он всё жизнь содержал Карла и его жену на деньги своего отца, тоже Фрица …)

Всех этих подробностей я Арсену не излагал, просто повторил пару строк из самóй работы.

Юра вдруг окрысился и потребовал, чтобы я при нём не смел более повторять подобные вещи, потому что он коммунист и позвонит куда следует.

Впервые последнее слово осталось за ним, он изумил меня до онемения своей угрозой натравить органы КГБ на основоположников марксизма-ленинизма.

Хотя с них станется.

В другой раз я описывал Арсену балет Вагнера про шотландских ведьм, на который я ходил во время киевской командировки. Танцуя сольный танец, одна из ведьм запнулась и с деревянным стуком упала на сцену.

– Ха-ха-ха!– жизнерадостно прореагировал присутствовавший Юра.

– И представь, Арсен, во всём зале не нашлось ни одного придурка над нею посмеяться; она поднялась и дотанцевала. Доказала характер.

И Юра после этого доказал, что не зря отирается среди администрации – меня перевели из капремонта в производственный цех на должность прессовщика.

В чём суть «Тряпок»?

Туда вагонами везут утиль отсортированный на свалках.

Главным образом, заношенную и выброшенную одежду, а также макулатуру.

Бабы из села Поповка визжащими дисками своих станков допарывают драное отрепье и снова-таки сортируют в мягкие холмики из просто тряпья, из вязанного тряпья, из воротников искусственного меха от зимних пальто…

Целый день они стоят перед своими станками в пропылённых халатах с гроздьями булавок на груди, которые заметили и вытащили из обносков, чтоб те не повредили диск.

Вот уж кого никто не сглазит.

К холмикам тряпья грузчики приносят глубокий ящик с длинными ручками, типа, носилки для пассажира.

На лицах грузчиков повязки, как у грабителей банков, потому что возле станков пыть стоит столбом. Они наваливают тряпки в свой ящик, с горкой, и трусцой тащат его в соседнее отделение цеха – прессовочное.

К такой походке их вынуждает тяжесть груза.

( … пару раз я пробовал подменить кого-то из грузчиков; больше, чем на пару ходок меня не хватало.

– Серёга! Ты свободней неси! Свободней!

Какой там «свободней», если длинные ручки выскальзывают из стиснутых ладоней?..)

Принесённое вторсырьё грузчики вываливают возле какого-нибудь пресса; тряпки к одному, бумагу и картонные коробки к другому.

Пресс это тоже ящик, но с дверцей. Открыв её нужно уложить на пол две узкие трёхметровые полоски шинки и вывести её концы за пределы ящика.

Шинку накрываешь куском мешковины, закрываешь дверцу на крюк и поверх неё набрасываешь внутрь хлам, натасканный грузчиками.

Когда ящик полон, жмёшь кнопку сбоку и электромотор над ящиков, треща и воя, вгоняет в ящик прессовальный щит.

Щит стискивает и уминает, насколько сможет, содержимое ящика. Вой мотора сменил тон, значит дальше нет сил – жми кнопку «стоп» и следующую – «вверх».