Борис Романов - Повесть об Апостолах, Понтии Пилате и Симоне маге

Я подтвердил, что мог, и сказал, что не жалею, – вот если бы убили, или покалечили, тогда другое дело, тогда пожалел бы. И рассказал второй раз за сегодняшнее утро свой сон про Симеона. Андрей слушал очень внимательно и ни разу не перебил меня вопросом. Потом сказал, что хотел сначала, как узнал про мои вчерашние "подвиги", поругать меня как следует, но теперь не будет, – видать и на это была Божья воля.

Однако про этот сон твой будет отдельный разговор, не будем мешать все. Сегодня поговорим про Иуду из Кериота, про которого твои видения помогли многое понять, и надобно и тебе это знать теперь. Мы не любили Иуду, как и многие до нас его не любили, это мы знали. И не столько потому, что он был из Иудеи, а мы все из Галилеи, а из-за его отделенности и скрытности. Иисус сказал как-то, что встретился первый раз с Иудой ещё до крещения на Иордане, когда был в пустыне у ессеев. Но среди нас он появился гораздо позже, через пол года после этого, и никогда не рассказывал об этой первой встрече. Иисус сделал его нашим казначеем, и точно – деньги он умел считать, и вел казну хорошо, никогда к нему нареканий не было. Однако исчез он в последний день с казной, и осталась она у Каиафы, – так что получается всё же вор, как и называет его Иоанн. Хотя твой сон вывел, что не по злой воле он отдал деньги, а забыл в предательском бреду, – все одно, получается вор. – Андрей помолчал и продолжил:

С самого же начала Иисус относился к нему как ко всем нам. Из первых двенадцати Он выделял только Иоанна, его брата Иакова и Симона, которого теперь зовут по гречески Петром. Постепенно и мы привыкли к Иуде, и так продолжалось до весны прошлого года. Той весной Иисус впервые предупредил всех нас, Своих учеников, что настанут вскоре грозные времена-испытания для всех, что предстоит Ему уйти от нас через страдания и смерть. Сначала никто из нас не хотел тому верить, ибо много людей тогда шло за Ним, и даже многие фарисеи поддерживали нас. Но правда, скоро, несмотря на все чудеса, соделанные Им, отношение иудейских начальников, а затем и фарисеев становилось все хуже и хуже. Они стали придирчивы, спорили каждую встречу хотя бы по пустяку, и выказывали свою ученость, и чем больше Иисус побеждал их в спорах, – а каждый раз так и было, – тем хуже становилось. Почти везде иудейские начальники встречали нас враждебно, и фарисеи везде претыкались. Многие ученики ушли от нас тогда, а когда сказал Иисус всем о грядущей грозе, то и вовсе были дни, когда нас осталось с Христом двенадцать. Иуда остался с нами без колебаний, но все видели, что он изменился. Два или три раза он пытался доказать, что нужно помириться с фарисеями и со старейшинами, говорил что худой мир лучше доброй ссоры, что нет на деле причин ссориться с фарисеями, – как будто Иисус с ними ссорился, а не они каждый раз задирали Его. А главное было в том, как теперь понятно, что мы верили в Иисуса Христа – Сына Божьего, а он, теперь видно, нет. Он считал Его великим Учителем, великим Человеком, которому не было и нет равных на земле, но в Сына Божьего Он не верил, и твой сон тому также свидетель. Мы много говорили меж собою об Иуде Искариоте после Голгофы, после его предательства и смерти. Да, все же предательства, как твой сон ни толкуй. Он в душе своей посчитал себя избранным среди нас. Считал, что ему выпал жребий – примирить Иисуса-Человека со всеми, и считал, что это ему удастся, и считал, что этого хочет Спаситель! Поэтому он и все Его притчи последних дней примеривал на себя, и всякое Его движение обращал в мысли о своей будущей славе примирителя. Нас он считал слишком простыми, считал что все мы только и можем, что слушать Иисуса, развесив уши, – может все и сложнее у него в душе было, а по последней сути – так. Главный грех Иудин в том, что он хотел примирить Божие и сатанинское…

– Но как же Иисус выбрал такого ученика? И что же, Он ничего не знал про мысли Иуды в те последние дни? Не мог объяснить ему? – Эти вопросы давно крутились у меня в голове, и теперь я задал их.

– Иисус Сам выбрал каждого из нас, и Иуду тоже. Он Сам нам об этом говорил, и не раз. И Иуда получил ведь дар исцеления, как все мы, и исцелял людей, как все мы, и не боялся яда, змей-аспидов. До прошлой весны все так шло, что будто нет на земле князя мира сего, сатаны. Но видать тогда он почуял, что пришла в Иудее для него опасность, и не захотел он отдавать Слову Господа свою паству. Он и стал свивать вокруг нас свои кольца, как почуял смертельную опасность своей власти. Знаешь ли ты, что на востоке сатану называют ещё "медленно думающим"? Да, не сразу до него все дошло, – только через два года после начала Иисусова служения. Ну а Сын Божий сразу понял, кто принялся собирать вокруг свое воинство и вползать в червивые души. Червоточинка-то у каждого человека в душе есть, и заползал туда сатана, и понуждал фарисеев и книжников злословить Иисуса. Но не только к ним, он заглядывал в глаза каждому из нас, – бывали такие минуты. Иисус говорил нам, что треть людей идут за сатаной даже и в последние времена, в Конце дней, тоже треть пойдет за ним. Он, может, надеялся отбить у Иисуса четверых из нас, из двенадцати, или более – но отбил одного Иуду. Мог бы Иисус спасти его? Я думал об этом после того, как ты рассказал свой сон. Конечно мог бы. Но тогда сатана положил бы глаз на другого, одного из нас, из оставшихся одиннадцати. На кого, не знаю. Каждый из смертных не без греха и есть за что ухватиться лукавому. Иуду он совратил через мысль о всеобщем примирении, – чем плохая мысль, если забыть о сатане, а значит и о Боге? Меня, не знаю на чем подловил бы, но нашёл бы на чем, – в этом ведь страсть его и сила. Фому-Близнеца на сомнениях подловил бы, это уж все среди нас после Воскресения знают. Спас бы, положим, Иисус и Фому, – так сатана дальше бы крутил свои кольца, и кто-то из нас, двенадцати, все равно стал бы его орудием ко дню Тайной Вечери нашей, кто-то предал бы Иисуса на распятие! Не как Иуда, так иначе… Иисус, получается так, знал об этом с первого дня, как сатана выступил против Него. Прошлой весной сказал он нам, что один из нас – диавол, что будет совращен им. Тем словам все мы свидетели, но тогда мы ничего не поняли, и казались те слова странными.

– Но ведь мог же Спаситель собрать всех вас, и объяснить про сатану, и про все это?

– Он и говорил нам все ещё тогда, – только мы не понимали. Если я тебе скажу сейчас, Рем, чтобы не рвался ты всегда вперёд, что вчерашняя шишка на голове – тебе великое предупреждение, что в то же место ударит тебя, придёт день, твой римский Зевес-громовежец, поверишь ли мне, поймешь ли меня сейчас, будешь ли лезть, куда не надо?.. То-то же, что нет, будешь по своему поступать. Разве что неделю поостережешся. А Иисус все говорил нам: и про будущие страсти, и про сатану, и про опасность предательства, и каждому разъяснял про его слабости, и говорил же ведь, что один из нас предаст, а то, что именно Иуда оказался, – это суд Божий, и иудин жребий. Ты вот, говорят, звездочет, – ну так построй карту Иуды и увидишь, помяни мое слово, что во дни его предательства сатанинская сила в Тельце была, в его знаке. Она ведь, сила эта, по кругу ползает, и жало ее то в одном знаке, то в другом, – всех сразу не может достать, выбирает жертву. Было бы жало в моем знаке, – я бы предал. Может потому и не спас Иисус Иуду, что знал про его жребий. А жребии все во власти Отца, в Его книге запечатаны, и сатана тут, – только раб возгордившийся и отпавший. Так было назначено Отцом, что слабость каждого из нас, всех людей, из всех племен, искупил Иисус на Кресте. Не было бы Креста и Воскресения, значит не было бы вовек и свидетельства Господа на земле, и торжествовал бы на земле тысячи лет иудин грех, грех примирения с сатаной, – к его славе. Но сколько бы отныне во веки веков не изливал свой сладкий яд сатана про всеобщее равенство и братство и мир на земле, мир без Бога, отныне всегда найдутся свидетели, которые скажут: веруем в Сына Божиего и проклинаем Иуду, предателя Иисуса Христа…