Евгений Митько - Бумбараш

— Что увижу, все запомню, будто по плану, — сказал русоволосый солдатик и полез на дерево, не выпуская из рук винтовки. К ней был примкнут штык. Лезть было неудобно.

— Давай подержу, — предложил свои услуги Бумбараш.

Но солдатик, не доверяя ему до конца, сделал вид, что не слышит.

Наконец умаявшись с винтовкой, солдатик пристроил ее на высокой ветке, уперев для надежности штыком в кору ствола.

Когда он налегке полез выше, Бумбараш с хрустом обломил сухостойную лесину… Русоволосый солдатик почуял опасность. Но он успел подняться высоко и достать винтовку не мог.

С лесиной наперевес Бумбараш разбежался, подпрыгнул…

Конец лесины задел винтовку — и славная русская трехлинейка грохнулась в траву.

Бумбараш ловко схватил ее.

От такого наглого коварства русоволосый солдатик заплакал.

— Гад! — закричал он в бессильной злобе, размазывая по лицу мальчишеские слезы. — Красная сволочь!

После таких слов Бумбараш взял его на прицел.

— Выкладывай донесение, которое в тебе, беляк!

— Чего схотел!.. Важную донесению ему! — заорал он возмущенно. — В аду будем красных жарить! На красных сковородках!

— Эх, хлопец! — вздохнул Бумбараш. — Не петушись, сперва послушай мое слово.

Русоволосый солдатик замолчал.

— Купил тебя благородие полковник Корш за стопку водки. С потрохами купил и твоим башковитым нутром, — говорил Бумбараш. — Да ничего… Агитировать нету времени. Супротив тебя как личности ничего не имею, к тому же благодарственно помню, как ты мне последнюю краюху скормил.

— Последнюю, — подтвердил русоволосый.

Кричать он уже перестал, присмирел, догадываясь, что его ожидает в скором времени.

— Неохота брать грех на душу, — признался Бумбараш, — но придется. Потому как твое донесение может повредить делу революции, а также памяти погубленной Яшкиной жизни. Так что считай, что я расстреливаю не тебя, а донесение, которое в твоем нутре!

Русоволосый солдатик завыл, и Бумбараш оборвал его вой выстрелом с близкого расстояния.

Степь. Открытая. Просторная. Палит солнце.

Бумбараш то бежит, то идет, торопится. Тяжело дышит. Издали приметил сруб пастушьего колодца, устремился к нему.

Бумбараш пил воду, когда услышал топот коней. Оторвал от ведерка губы, поднял голову — невдалеке катилась по степи пыль.

В сторону колодца скакал конный белогвардейский разъезд — всадников пятнадцать.

Бумбараш хватается за винтовку, лязгает затвором. Пятнадцать конников, а он один… Прыгает на сруб, хватается за цепь. Набирая скорость, вращается ворот. Вместе с ведерком, вцепившись в него обеими руками, Бумбараш скользит в колодец.

Конный разъезд подъезжает к колодцу.

Слегка раскачивается цепь, но колесо ворота уже неподвижно.

Привстав в стременах, офицер оглядывает степь. Спрашивает:

— Где же тот, что бежал?

— Не могу знать, ваше благородие! — тупо рапортует солдат.

В полутемном сыром мешке колодца голоса белогвардейцев чуть слышны. «Напоите лошадей!» — доносится до Бумбараша команда, и вскоре перед ним, едва не ударив по голове, падает с плеском ведро. Бумбараш помогает ему наполниться водой, и вот уже ведро вытягивают наверх.

Изо всех сил Бумбараш борется с желанием чихнуть. Но чих побеждает. Тут же наверху у сруба появляется белоказак. Он заглядывает в колодец, всматривается…

— Эй, кто там чихает?

— Черти домовые чихают! — насмешничают над казаком солдаты. — Тебе все чудится!

— А вот сейчас гранату в колодезь спущу, и увидите, что вода станет красной от крови, — упрямо отвечает белоказак. Он направляется к офицеру: — Ваше благородие, разрешите гранату кинуть! Там чихают! — И указывает на колодец.

Внезапно слышатся выстрелы. Не ответив белоказаку, офицер вскакивает на коня.

Из-за холма вылетают тачанки. Увидев белогвардейцев, буденовцы разворачивают пулемет.

В колодце, где дрожит от холода промокший до нитки Бумбараш, слышны пулеметные очереди, одиночные выстрелы, крики, топот удаляющихся коней.

Бумбараш шепчет:

— Мать честная, богородица лесная, вроде бы наши беляков шуганули!

А в колодец уже заглядывает буденновец. Он собирается опустить ведерко.

— Браток, эй, браток! — охрипшим голосом шепчет Бумбараш. Из последних сил, хватаясь окоченевшими пальцами за склизкие стены, он держится на поверхности.

Буденновец услышал, перестал звенеть ведерной цепью, придерживает рукой бревно ворота.

— Вытащи, браток! — просит Бумбараш. — Свой тут! Вытащи своего, браток!

Бумбараша вытаскивают. Солнечный жаркий полдень в степи, а он дрожит от холода и лязгает зубами. К полному своему недоумению, он нос к носу сталкивается с рыжечубым красным командиром Заплатиным.

— Жив, хоробрый герой? — с издёвкой спрашивает рыжечубый Заплатин и как-то странно смотрит на Бумбараша. Узнал…

— Вот так встреча… — произносит Бумбараш. — А шинель та досталась мне от бандита Гаврилы… и до моего села отсюда верст с полсотни…

— Молчать! — кричит Заплатин.

Он выталкивает Бумбараша в степь, поворачивает спиной и вытаскивает маузер.

— Молись, бандит, своей бандитской богоматери! — говорит Заплатин и по памяти читает приговор Бумбарашу: — «По поручению революционного трибунала дивизии имени Взятия Бастилии Парижскими Коммунарами…»

Заплатин целится в Бумбараша. Доля секунды остается до того момента, когда он спустит курок… Бумбараш вскрикивает:

— Стой! Пакет у меня! Особливо крайней важности! От самого бессмертного героя революции товарища Чубатова Сергея!

— От Чубатова? — насторожился Заплатин, услышав знакомую фамилию.

Взял протянутый Бумбарашем пакет, начал читать:

— «Красному командиру! Живи, Бумбарашка, и помни нас в счастливом будущем мирового коммунизму!» — Заплатин поднял глаза: — Чубатов — это не тот, что командир четвертой роты?

— Он самый, — ответил Бумбараш.

— Молчать! — прикрикнул Заплатин. — И не касайся своими бандитскими словами геройски погибших наших товарищей. — Он спрятал маузер. — А с тобой разберемся… И про Назаровского и про четвертую роту! — Он скомандовал: — Совков, ко мне!

Подбежал тот самый красноармеец, который тогда у трибунальского крыльца читал «Капитал» Маркса.

— За этого, — указал Заплатин красноармейцу на Бумбараша, — отвечаешь сам лично! Отвечаешь, пока не передадим его уполномоченному Особого отдела. Удерет опять, я сам тебя вот из этого моего маузера… Понял?!

— Понял, — ответил красноармеец Совков и хмуро приказал Бумбарашу: — Руки давай!

И он начинает связывать Бумбарашу руки.

Родное село Бумбараша пересекал широкий шлях. По обе стороны его стояли крестьянские хаты. Мимо плетней и притихших дворов отступала банда Софьи Николаевны Тульчинской. Она сидела в ландо и задумчиво слушала граммофон. Вокруг скакали верховые.