Евгений Митько - Бумбараш

— И полхаты бумбарашкиной Миланий продал!

Между братьями встала Серафима и торжественно принялась читать ветхий, с обтрепанными краями и светящийся на изгибах документ:

— «Канцелярия 120-го Белгородского полка сообщает… что нижний чин… — значит, Миланиев брат… — добавляет она от себя, — геройски погиб за веру, царя и отечество… при посредстве воздушного шара…»

— Да живой я! — вскрикнул Бумбараш, начиная понимать, что происходит.

А за плетнем обсуждали:

— И телегу братнюю Миланий продал!

Упрямо, не глядя на Бумбараша, Миланий говорил:

— По Бумбарашу я панихиду отслужил, значит, нету у меня брата, коль гроши на панихиду истрачены!

Из-за плетня доносилось:

— И костюм Бумбараша продали. Гаврила Полувалов купил. Синий, коверкотовый. Двадцать лет носи — как новый будет!

Иртышка, племянник Бумбараша, вглядывается в укрепленную на кресте фотокарточку Бумбараша, говорит:

— А дядя вроде сам на себя похож!

И зарабатывает за свои неосторожные слова подзатыльник.

Раздается радостный счастливый крик:

— Бумбараш! Живой! Черт бессмертный!

И во двор из-за плетня впрыгивает Яшка Курнаков, оборванный сверстник и закадычный дружок с пришитой к кепке красной матерчатой звездой.

Обнялись.

А Миланий все твердил:

— Нету Бумбараша, бумага есть!

Они сидели на краю обрыва, курили. Яшка Курнаков рассказывал:

— Взял Гаврила твою Варьку все равно как силком. Мать у нее отсталый элемент. Ты не печалься — придет пора: выдаст тебе ячейка жену покраше Варьки.

— Мне другой не надо, — говорит Бумбараш. Больно ему слушать Яшку, но слушает.

— Что — Варька! — восклицает Яшка. — Ты про будущее думай! Хат не будет. Дворец — на каждую семью из пяти человек. С колоннами. G фонтанами за конюшней. Завалинки из кафеля. Паровое отопление. На балконе будешь чай пить… С лимоном. Жена — красавица! Хочешь, по-немецки заговорит. А хочешь, по-французски. Давай, Бумбарашка, в Красную Армию! Завоюем для трудящихся сказочно-прекрасную жизнь.

Бумбараш поднялся. Яшка встревожился, спросил:

— Ты куда? К Варьке?

Бумбараш вздохнул.

— К Варе…

Яшка вскочил.

— Не ходи! — крикнул. — У Гаврилы банда! Убьет! На прошлой неделе продкомиссара нашли и Ваську-матроса в утопленном виде! Факт, ихняя работа!

— Ничего, пойду! — сказал Бумбараш упрямо.

Просторная крестьянская хата была заставлена награбленным добром — бронзовыми скульптурами, старинными подсвечниками, картинами в золоченых рамах, венецианскими зеркалами. Посередине, как царский трон, стояло зубоврачебное кресло, любимое место Гаврилы Полувалова, хозяина. От безделья он смотрел в театральный бинокль на потолок, заклеенный страницами из журнала «Нива», и читал светскую хронику; это занятие доставляло ему удовольствие.

Варвара, его жена, не по-крестьянски худенькая, казавшаяся рядом с бугаистым мужем подростком, хлопотала по хозяйству.

Она разжигала у порога самовар.

Гаврила бросил в ее сторону теплый, полный ласки взгляд и позвал:

— Варюш, посиди возле меня, я тебе про князей и великих наследников почитаю.

— Ты ж сам чаю хотел, — ответила она, не поворачивая головы.

— Ну, хрен с ним, с чаем-то! Иди почитаю. И про императрицу еще… Дюже интересно…

Стукнула дверь, он замолчал.

Вошел Бумбараш, и у Варвары вырвалось:

— Ой!

— Чего ойкаешь? — спросил Гаврила, сразу став хмурым и неприветливым.

Обомлев и не смея шелохнуться, Варвара не отвечала.

— Нет, чего ты ойкаешь? — допрашивал ее Гаврила, делая вид, что не замечает вошедшего.

— Здравствуйте, Варвара Григорьевна! — произнес тот, пытаясь привлечь внимание Гаврилы к себе. — Подарочек вам.

Гаврила поднялся с зубоврачебного кресла, взял из рук Бумбараша фарфоровую куклу-копилку, послушал мелодию… И вдруг радостно воскликнул, будто только сейчас увидел Бумбараша:

— Со свиданьицем, землячок! Проходи! Садись! Чайку попьем! — Он отрезал саблей скибку от арбуза и протянул Бумбарашу: — Ешь! — И, пытливо уставившись, вдруг спросил: — С Яшкой Курнаковым свиделся по старой дружбе? Люди добрые сказывали, дождется гад рваный: из порток вытряхну, голым плясать заставлю!

Народ баламутит, гадюка мужского роду-племени! Ешь, ешь! Слушай, Бумбараш! Иди ко мне в самооборону, а?

Бумбараш посмотрел на Варвару, произнес:

— У тебя, Гаврила, свое, а у меня — свое.

— Что значит — свое? — сердито спросил Гаврила. — Я для всей деревни стараюсь! Чтоб все спокойно пили, спали, жрали! А своего у меня и так хватает! Вон у меня — дом, мануфактура, статуэтки, корова, картины, теленок, свечки, гуси, поросенок, жена… вон она у меня какая! Варя! — сказал он, чтоб показать свою власть над нею. — Варя! Сними сапог! Для самовара сгодится! Ну, снимай, снимай! Стягивай! — И протянул Варваре ногу в сапоге.

Краска залила ее лицо. Было стыдно перед Бумбарашем.

— Стягивай! — требовал Гаврила, продолжая держать ногу вытянутой.

Бумбараш вскакивает. Гаврила усаживает его за плечи.

— А ну-ка! Погодь-ка! Сыграй! Ты ж так перед призывом народ веселил! — Он протягивает гармонь.

Бумбараш берет и, стараясь не смотреть на унижение Варвары, вздыхает.

— Ах ты, боже мой! — вздыхает негромко, с горькой усмешкой. И вдруг, тряхнув с остервенением головой, начинает петь:

Пока он пел, Варвара стягивала с мужа тугой сапог. Наконец сдернула — размоталась портянка из вишневого бархата.

— Уходи! — кричит она Бумбарашу. — Уходи!

Гаврила обрадованно забирает у него гармонь и взглядом указывает на дверь.

— Ох ты, боже мой! — сказал Бумбараш.

Варвара смотрела ему вслед, прижимая к груди сапог.

Как только захлопнулась за Бумбарашем дверь, Гаврила кинулся к Варваре, отшвырнул в сторону сапог, кинулся целовать. Она отводила в сторону лицо, он был ей неприятен, и; чувствуя это, Гаврила скороговоркой бормотал:

— Сейчас… сейчас монпасье принесу… матери… сестренкам отнесешь…

Он сыпал ей конфеты — в руки, за пазуху, они градом стучали о дощатый пол. Варвара плакала, а он рукавом принялся вытирать ей слезы.

На зеленом лугу рядышком сидели Бумбараш и Яшка.