Берндт Хайнрих - Зачем мы бежим, или Как догнать свою антилопу [Новый взгляд на эволюцию человека] [litres]

Как бы я ни верил, что каждое колебание в моем теле имеет физическую причину, а всякое движение имеет значение, бывали моменты непредсказуемого физического состояния. Были дни тренировок, когда я чувствовал себя полумертвым. Я буквально волочил ноги. Я милями плелся, как зомби, до самого конца ощущая усталость. Интересно, это из-за свиных отбивных, которые я ел прошлым вечером? Может, вчера я пробежал слишком много? Или это сэндвич с арахисовым маслом, который я съел перед пробежкой? Были дни, когда я ощущал себя легким и энергичным, и я ускорялся, чувствуя, что могу продолжать в том же духе. В те дни, вместо моих, возможно, намеченных 15 миль я пробегал 20 или 25. Мне были интересны причины столь хорошего самочувствия. Рационализировать всегда было легко. Но суть в том, что я просто не знал всех неожиданностей в процессе тренировок. Я просто надеялся, что смогу определить некоторые важные факторы и следующий день тренировок снова будет удачным.

Когда я начал тренироваться в ожидании соревнования 4 октября – было начало мая, – я пробегал подряд два-три раза по 15 или 17 миль в течение нескольких дней. Я был удивлен, обнаружив, что становился слабее, а не сильнее. Меня это пугало. Потом я понял причину. Я заметил, что вместе с усталостью приходил голод, иногда сильный. Несколько раз я так слабел и голодал, что стучался в чужую дверь, умоляя о кусочке сухого хлеба. Однажды я был вынужден остановиться и взять в долг шоколадку в сельском магазине всего в трех милях от моей хижины в лесу. Углеводы делали чудеса – я всегда добирался до дома.

Мне стало совершенно ясно, что на беговой дистанции «топливо в баке» – большое ограничение. Я заметил, что с тренировками бегал все дальше и дальше. Почему же тогда истощение бака оттягивалось? Моей первой догадкой было то, что я постепенно натренировал свое тело на сжигание какого-то другого топлива. Это мог быть только телесный жир, хотя с каждым приемом пищи я мог доставлять в печень больше гликогена. Мое тело хотело сохранить весь возможный жир, но, поскольку оно не всегда могло побаловать себя углеводным топливом, ему пришлось уступить. Организм всегда в первую очередь использует углеводы, если они есть. Всех запасов углеводов в мышцах и печени едва ли хватит хорошо подготовленному бегуну на средние дистанции для завершения марафона, а на 100-километровой дистанции это было бы только начало. Пугающая мысль, учитывая, что на некоторых тренировочных забегах, с которыми я легко справлялся, я уже примерно на 30-м километре (20-й миле) ощущал усталость. Вторая догадка – эффективность бега. К моему удивлению, хотя я довольно быстро сбросил около двух килограммов массы тела, вес вскоре стабилизировался, несмотря на то что я бегал около 30 км (20 миль) в день. Я больше никогда не голодал во время пробежки, притом что в целом ел не намного больше, чем в обычные дни без тренировок. Я каким-то образом достигал невероятно большого пробега с тем же количеством калорий. Поэтому я подозреваю, что моя беговая механика и, возможно, клеточный метаболизм становились все более эффективными. То есть больше энергии переводилось в механическую энергию и в конечном счете меньше – в тепло.

Говорят, что на самом деле бегун соревнуется с самим собой. Для меня забег начался в мае, и до 4 октября я бегал в одиночку. Тем временем я набирал километры. Я не мог пробежать нужную дистанцию за один день, но, бегая часто или долго в изнуренном состоянии, я моделировал условия финальных соревнований. Поначалу меня замедлила перенесенная 19 мая операция на сломанном медиальном мениске левого колена (из-за травмы, полученной при рубке деревьев для постройки бревенчатого домика). Поначалу она чуть было не разрушила мою мечту. Но затем благодаря этому я стал решительнее, чем ранее. Через пару недель я снова увеличил пробег, и к концу лета в среднем он составлял 20 миль в день, как правило, с ежедневным чередованием длинных и коротких дистанций. В выходные я регулярно пробегал 30 миль, и за исключением двух недель, выпавших из-за той операции, я не пропускал ни одного выходного. Я постоянно пробегал более 120 миль в неделю, и часто – до 140 миль.

Как отметил Фрэнк Шортер, «у каждого спортсмена есть одна черта – не тратить усилия впустую». Поскольку экономия времени важна в моем графике, мне приходилось рационально объяснять себе, а особенно другим, почему я тратил два, а иногда даже три часа в день в течение трех месяцев, просто бегая по дорогам. Мое оправдание – не столько в том, что я могу размышлять в долгих, спокойных пробежках, сколько в том, что другие могут примерно столько же времени просто болтать или читать газету и думать, что время потрачено с пользой. Что касается потери моей научной продуктивности, то подготовка к забегу предоставила мне нужный материал для одной небольшой научной публикации, которую, скорее всего, прочтут только полдюжины людей, как это часто бывает у нас в экспериментальной науке. Тот, кто способен оправдаться вторым доводом, безусловно, сможет оправдаться и первым, и наоборот. И я решил, что смогу.

В конце августа, когда мы покинули лес и вернулись в Берлингтон, чтобы работать в Вермонтском университете, я все еще совершал долгие пробежки, обычно на работу и с работы. Кроме того, я теперь иногда бегал в середине дня или совершал короткие пробежки до или после ежедневного большого забега. Я хотел заставить свое тело думать, что оно должно работать все время. Я никогда не ходил пешком. Даже если мне нужно было пройти всего 50 м до библиотеки или до машины, я бежал трусцой. Моему телу не было позволено думать, что оно когда-нибудь сможет снова ходить. Бег должен был стать естественным способом передвижения, и он им стал.

Движения тренированного спортсмена выполняются автоматически. Ему не нужно думать о большинстве из них, если только он не пытается выявить изъяны. Иногда я засыпал по ночам, пытаясь сознательно представить свой шаг так, чтобы чувствовать поэзию движения без сопутствующей боли. Мне было хорошо от этого, словно я был и зрителем, и критиком. Даже малейшие неточности в движении могут иметь огромное значение на больших расстояниях. Я часто замечал, что напряжение мышц можно ослабить сознательным усилием. Затем я обращал внимание на лодыжки, бедра, руки, стараясь расслаблять их даже во время тренировочных пробежек, чтобы работали только самые необходимые беговые мышцы. На протяжении километра или двух я наблюдал за собой и пытался контролировать движения рук, чтобы убедиться, что энергия не теряется при взмахах.

К середине сентября я был почти у цели. Это действительно должно было случиться! 15 сентября, после долгой, изнурительной пробежки накануне, я совершил четыре коротких, легких пробежки длиной 2, 7, 2 и 2 мили. На следующий день я пробежал 2 мили, 20 миль (ровно за два часа), а затем еще 2 мили. На следующий день – 2, 10 и еще 2 мили. На следующий день 2, 40 миль (за 4:39), а затем еще 2 мили вечером. Я написал в своем дневнике тренировок, что пробежал первые 20 миль из сорока за 2:19 с чувством, что вот-вот «“ударюсь о стену”, но затем поглотил три пакета сока и снова побежал… финишировал довольно уверенно. Чувствую, что я мог бы пробежать гораздо дальше и быстрее, если бы выпивал два пакета сока каждые 5 миль».