Берндт Хайнрих - Зачем мы бежим, или Как догнать свою антилопу [Новый взгляд на эволюцию человека] [litres]

Что касается преждевременного старения, то я и здесь не знаю ни одного объективного исследования, которое выходило бы за рамки бытовой логики в попытках доказать это. Даже если рационализировать, то многие опыты на животных, от мышей до обезьян, показали, что сокращение потребления калорий (пищи) повышает здоровье и продолжительность жизни. Возможно, релевантная переменная здесь – дефицит калорий, и поэтому упражнения, уменьшая избыток калорий, должны делать то же самое, что и сокращение питания.

Очень трудно исключить множество переменных в стиле жизни бегающих людей в сравнении с пешеходами. В долголетии трудно превзойти Карлтона Менделла. Он участвовал в соревнованиях по легкой атлетике со средней школы, был членом сената от штата Мэн и бегового клуба «Роудиз». В 62 года Карлтон пробежал 125,5 мили на трассе колледжа Боуден и установил рекорд США в своей возрастной группе. К 1999 году, когда ему исполнилось 78 лет, он пробежал 126 марафонов и не собирался отказываться от бега, даже от ультрамарафонов. Я не уверен, что он постоянно бодр из-за бега или вопреки ему. Подозреваю и то и другое. Он – сам по себе эксперимент в вопросе влияния бега на жизнь. Как и я. Результаты этого эксперимента должны были скоро появиться.

Чтобы пробежать 100 км за шесть с половиной часов – я рассчитывал примерно на это, – мне нужно было бежать со средней скоростью одна миля за 6 минут 17 секунд на протяжении всей дистанции. Масштабы этой задачи казались просто пугающими. В то же время я думал, что смогу это сделать, и не хотел, чтобы ушли впустую мои 2000 км тренировок – начиная с 16 км в неделю после операции на коленях до более чем 200 км в неделю в течение последних пяти недель. На следующих выходных я уже бегать не буду – а может, и никогда больше. Только качество имело значение, и чтобы сделать дело один раз, и сделать правильно, нельзя было полагаться на случайность. Не было места для ошибок. Намерения не совершать никаких ошибок было недостаточно. Это был вопрос воли: убедиться, что каждая чертова вещь, которая может пойти не так, не случится и что все, что может пойти так, как надо, идет хорошо.

Я уже сделал ставку на тренировочный режим, предполагавший прием углеводов/жидкости во время гонки, и теперь пошел еще на один риск: я решил испытать стрессовый режим углеводной разгрузки и нагрузки. Теория заключается в том, что если гликоген печени и мышц полностью исчезает, то эти органы чрезмерно компенсируют потерю, поглощая при появлении новых углеводов из рациона больше, чем они обычно запасают. Это похоже на быстрое и естественное насыщение после прежних лишений.

Режим углеводной разгрузки рискован, потому что мы становимся уязвимы к гриппу и другим инфекциям. Хотя в начале забега я мог бы отлично бегать без небольшой добавки еще нескольких калорий гликогена в мои мышцы и печень, эта щепотка тоже могла бы стать решающей. В это нужно было верить.

Была еще одна причина, по которой я рискнул пройти через режим углеводной разгрузки и нагрузки. Я решил избавиться от углеводов не только физическими упражнениями, но и переходом на строгую жировую диету с небольшим содержанием белка. Так я рассчитывал подтолкнуть мой механизм сжигания жира.

Сжигание жиров из адипозных или подкожных отложений зависит от триглицеридной липазы – фермента, который активируется гормоном. Для его запуска из неактивной формы b в активную a требуются адреналин, глюкагон и норадреналин, а также капля инсулина в крови. Тренировки, голод и диета могут привести к удвоенной или утроенной активности липазы, и, кроме того, я ожидал, что волнение перед забегом также повлияет на мой гормональный профиль. Повышенная активность липазы в результате высвобождения адреналина приведет к снижению утилизации глюкозы, увеличению запасов гликогена и отсрочке усталости.

Не все сверхмарафонцы верят в углеводную разгрузку. На вопрос, какой диеты он придерживался на 50-мильной гонке, ультрамарафонец Джим Пирсон ответил: «Однажды меня обогнал парень, который ел сэндвич с арахисовым маслом, и на нем была футболка с надписью: “Я лучше буду есть червей, чем голодать”». После того как я пару дней не ел почти ничего, кроме сыра, жирного мяса и масла, в том числе арахисового, меня подташнивало, и я даже подумал, что, может быть, есть червей не такая плохая идея (оглядываясь назад, я бы не рекомендовал и свой способ. Следующие два раза, когда я это попробовал, я заболел гриппом и вынужден был провести несколько дней в постели прямо перед забегом, поэтому бежал очень плохо).

Согласно моему дневнику, я «хорошо поел» в ночь на 28 сентября, а на следующий день поставил рекорд тренировки – 1:53 на 20-мильной дистанции. К концу я ощущал приток сил и «возможно, продержался бы на 15–20 миль дольше». Поскольку мой средний темп составлял 5:39 за милю, я почувствовал, что с гоночным адреналином я потенциально был в состоянии пробегать милю за 6:17 на протяжении всех 100 км – расстояние более чем в два раза превышающее дистанции, которые я пробегал раньше. Но не было возможности узнать, смогу ли я продержаться после въезда на неизвестную территорию, пробежав около половины пути. Я поднажал, чтобы ускорить процесс истощения гликогена, который надеялся завершить полностью на следующий день, 29 сентября, за шесть дней до начала гонки.

Окончательное истощение 29 сентября было действительно страшным. На завтрак я поел только сыра и арахисового масла, а затем собрался дважды пробежать свою 20-мильную тренировочную петлю без остановок, кроме питья воды на полпути. Я начал с небольшой скорости – 7:00 за милю. На 25-й миле я «ослаб», на 34-й я все еще думал, что смогу добежать до финиша, «приложив усилия». Но на 35-й миле меня сильно зашатало, и дальше я просто шел пешком. Вот и все. Я сдох.

Чтобы яд сомнений проник в мозг и парализовал волю, не нужно многого. Ведь моя цель состояла не только в том, чтобы выжить на такой дистанции. Я должен был не просто выдержать ее. Нужно было бежать весь путь, и единственное, что действительно имело значение, – скорость. Но я не был новичком. Снова и снова, неделю за неделей я пробегал небольшую часть дистанции в тренировках и достигал такого изнеможения, что передвигался едва ли не ползком. Это было трудное время: физическое ощущение усталости сопровождалось осознанием того, что на тот момент пробежать еще десяток километров было совершенно невозможно, а гоночная дистанция была в два раза длиннее. В такие моменты возникал соблазн сдаться, сказать себе, что это невозможно. Но почему-то мы продолжаем путь, в основном думая, что сделаем все возможное , а остальное оставим судьбе в надежде на то, что к началу забега что-нибудь да улучшится. Однако в этот раз была небольшая психологическая компенсация за истощение. Я хотел истощиться и теперь знал, что действительно достиг этого. Оглядываясь назад, думаю, я бы так больше не поступил. Точка зрения современной науки на это изложена в статье Эда Эйстоуна в августовском номере журнала Runner’s World за 2000 год. Вместо того чтобы увеличивать пробег менее чем за неделю до старта, как это делал я, необходимо плавно сокращать его примерно на 20 % в неделю в течение трех недель до начала гонки, при этом «коэффициент сокращения зависит от расстояния, на котором вы собираетесь победить». Разумеется, я не читал инструкций.