Марианна Вулф - Пруст и кальмар. Нейробиология чтения

Мозг читателя-китайца (см. рис. 2.5) дает нам вполне приемлемую аппроксимацию мозга первых читателей-шумеров. Широкая нейронная сеть заменяет небольшую сеть читателя токенов. Эта новая адаптация со стороны мозга требует значительно большей площади поверхности в зрительной области и области зрительных ассоциаций, а также в обоих полушариях. В отличие от других систем письма (например, алфавитных) шумерская и китайская демонстрируют значительное участие областей правого полушария, которые, как известно, участвуют в выполнении требований пространственного анализа применительно к словесно-слоговым символам, а также в более общих типах обработки. Многочисленные логографические знаки, требующие зрительной обработки, приводят к активации большей части обеих зрительных областей, а также важного теменно-височного отдела, называемого полем 37, который задействован в распознавании объектов и который, согласно гипотезе Деана, представляет собой главное место действия «нейронной обработки» в условиях грамотности [22].

Рис. 2.5. Мозг человека, умеющего читать словесно– слоговое письмо

Хотя все системы чтения используют некоторые части фронтальной и височной доли для планирования и анализа звуков и значений в словах, логографические системы, по-видимому, активируют очень конкретные части фронтальной и височной областей, особенно отделы, задействованные в навыках моторной памяти. Когнитивные нейробиологи Ли Хай Тан и Чарльз Перфетти из Питтсбургского университета отмечают важный момент. Эти области моторной памяти значительно больше активируются при чтении на китайском, чем при чтении на других языках, потому что именно так начинающие читатели овладевают китайскими символами: они их пишут, снова и снова [23]. Так же овладевали своими символами шумеры. Они писали, снова и снова, на маленьких тренировочных табличках: «воистину было так».

Шумеры учили всех начинающих читать с помощью списков слов на маленьких глиняных табличках. Этот незначительный факт не выглядит как важное событие в истории развития интеллекта Homo sapiens , но он был именно таким. Акт чтения не только требует твердого знания предмета, но также побуждает учителя анализировать, что происходит при изучении конкретного содержания. Более того, хороший преподаватель старается придать многочисленным аспектам того, что предстоит изучить, бо́льшую визуальность – в данном случае комплексная природа языка реализуется в письменной форме. Постепенное понимание того, как нужно обучать самым первым системам письма, привело к тому, что первые в мире учителя языка стали и первыми в мире лингвистами.

Древние таблички, недавно проанализированные специалистом по культуре Ассирии Йори Коэном из Тель-Авивского университета, показывают, как много времени потребовалось шумерскому народу, чтобы научиться читать и писать, – в сущности, годы обучения в школах-академиях э-дубба , или «домах табличек» [24]. Само это название описывает один из важнейших аспектов шумерских методов обучения: учителя писали клинописные символы на одной стороне глиняной таблички, а ученики копировали изображения на другой. Шумерские дети учились читать текст, который содержал как логографическую, так и фонетическую информацию – иногда в одном слове. Чтобы справиться с этой задачей, начинающие читатели должны были иметь богатые контекстуальные фоновые знания, хорошо отработанные автоматизированные навыки и достаточно большой запас когнитивной гибкости, чтобы решить, какой статус (логографический, фонетико-слоговой или семантический) приписать конкретному письменному знаку. Только в таком случае они могли понимать тексты без труда. Для этого требовались годы практики. Неудивительно, что на недавно найденных табличках часто изображены несчастные ученики на разных этапах обучения рядом со своим учителем, а рисунок нередко сопровождается надписью: «А потом он побил меня палкой».

Но поражают не частые порки. Эти первые учителя чтения применяли в высшей степени аналитические, лингвистические принципы обучения, которые стоило бы использовать в любую эпоху. С самого начала Коэн увидел, что начинающие читатели изучали списки слов, основанные на одном из нескольких конкретных лингвистических принципов. Некоторые списки предназначались для обучения семантическим , основывающимся на значении, категориям, и каждая категория определялась специфическим маркером. По мере того как система письма шумеров начала включать символы для слогов, был создан следующий набор списков слов на основе общего произношения. Это означало, что шумеры анализировали основанную на звуках, или фонологическую, систему – она является главной в большинстве фонетических методов обучения чтению в наши дни. Другими словами, задолго до того, как педагоги XX века начали спорить о том, каким методом нужно обучать чтению, фонетическим или семантическим, шумеры в свои первые программы обучения включали элементы и того и другого.

Главное достижение ранней шумерской письменности заключается том, что методы обучения способствовали концептуальному развитию. Побуждая детей учить семантически и фонетически связанные слова, вы помогаете им более эффективно вспоминать их, увеличиваете их словарный запас и углубляете концептуальные знания. Говоря современным языком, шумеры использовали для обучения чтению первые известные метакогнитивные стратегии [25]. Это значит, что шумерские учителя предоставляли своим ученикам инструменты, которые помогали понять, как выучить или запомнить что-то.

Со временем начинающие шумерские читатели изучали также слова, которые иллюстрировали общие морфологические свойства языка (например, как две символические единицы можно соединить, чтобы получить новое родственное слово). Морфология – это система правил для образования слов из мельчайших значимых единиц языка, морфем. Например, английское слово bears состоит из двух морфем: корня слова bear и s , которая обозначает, что перед вами либо существительное множественного числа, либо настоящее время глагола [11] То есть слово bears может означать как «медведи», так и «[он/она] переносит» (глагол to bear – «переносить» – в третьем лице единственного числа в настоящем времени). . Без этой крайне важной способности к сочетаемости в языке наш словарный запас и концептуальные возможности были бы серьезно ограничены, что имело бы драматические последствия для интеллектуальной эволюции и когнитивных различий между нами и нашими двоюродными братьями – приматами [26].