Роб Данн - Не один дома. Естественная история нашего жилища от бактерий до многоножек, тараканов и пауков

Одна из потенциальных сложностей, связанных с нашей задачей, состояла в идентификации видов, которые мы будем собирать. Я мог распознавать муравьев. Мишель, как специалист по мухам (сейчас она курирует коллекцию этих насекомых в Калифорнийской Академии наук), могла установить разновидность мух. Но остальное было невозможно без помощи соответствующих специалистов. Сколько же всего их понадобится? На тот случай, если нам попадется вид, который сложно определить, мы пригласили Мэтта Бертона. Мэтт — энтомолог из энтомологов, необычайно талантлив в идентификации насекомых и делает это с большим удовольствием при условии, что может никуда не торопиться и следовать собственному графику. Он согласился с нашим планом, не преминув заметить, что ничего особенного мы не найдем. По мере того как наш проект приобретал конкретные очертания, в команду вливались новые люди, каждый со своей научной специализацией и навыками. Поскольку нам не удалось привлечь волонтеров, участники проекта получали деньги, за то что ходили из дома в дом, ловили, считали, рассортировывали и идентифицировали различных букашек. Я не был уверен, что эти усилия полностью оправданны. Возможно, мы переоценили значимость своего проекта. Сколько видов вообще мы могли бы найти в домах? Однажды мне приснился сон, в котором мы обследовали десяток домов, но нашли в них только шесть тараканьих ножек, домашнего богомола и гигантскую вошь размером с кролика, которую так и не удалось поймать. Это был странный сон, не предвещавший ничего хорошего.

Наша команда заявлялась в дома, увешанная разнообразными приспособлениями для собирания насекомых. Морилки. Сачки. Блокноты. Эксгаустеры {15} . Ручные лупы. Портативный микроскоп. Фотокамеры. Все это напоминало своего рода энтомологический цирк, не хватало только шпагоглотателя и циркового оркестра для настроения [168]. Если бы мы преуспели в поисках интересных видов, этот парад людей и приборов стал бы прекрасным началом. Само собой, в противном случае, это выглядело бы глупо и помпезно.

В это время я вместе со своей семьей находился в Дании, пытаясь убедить Датский музей естествознания провести аналогичное обследование домов в этой стране. У меня ничего не вышло: все считали, что мы ничего не найдем. Возможно, в отместку за мое отсутствие в Роли коллеги решили начать программу обследований именно с моего дома. Мэтт, Мишель и остальные с трудом преодолели ступени на моем крыльце. После этого им предстояло обойти еще 49 домов в Роли, а потом и другие, в разных уголках мира.

Илл. 7.4.Мэттью Бертон, энтомолог и гуру по идентификации насекомых, собирающий членистоногих в закоулках одного из обследуемых домов (и одновременно делающий снимок). (Фото: Мэттью А. Бертон.)

Во всех домах, включая мой, команда проверила одно за другим все помещения. Полное обследование могло продолжаться до семи часов. Даже в тех домах, где было сравнительно мало насекомых, они обнаруживались в каждой комнате. Членистоногие прятались по углам. Сидели в раковинных стоках. Конечно, исследователи не просматривали в поисках живых существ книги страница за страницей, но были близки к этому. Подоконники и светильники оказались настоящими усыпальницами для насекомых. Пространства под кроватями и за унитазами тоже часто дарили нам открытия (иногда не очень приятные). Каждое встреченное членистоногое, живое или мертвое, помещалось в пробирку или баночку. Владельцы домов с изумлением смотрели, как эти сначала совершенно пустые или наполненные прозрачным этанолом сосуды постепенно чернели от все новых тел, ног и крыльев. Эти темнеющие пробирки были хорошим знаком (для нас, по крайней мере; эмоции жильцов дома были более противоречивыми). Сбор и учет всего этого разнообразия, а также определение в лаборатории, что именно найдено, продолжались много месяцев. Состав команды сборщиков постоянно менялся, ни один из участников проекта не побывал во всех обследованных домах, и составить полное представление было трудно.

Когда я писал Мишель из Дании и спрашивал, как идет сбор материалов, она напоминала мне, что идентификация требует времени, а Мэтт работает лучше, когда его не торопят. Мишель призывала меня быть терпеливым (прекрасно зная, что это бесполезно). По ее словам, команде удалось собрать гораздо больше экземпляров, чем мы рассчитывали (впоследствии выяснилось, что всего было собрано более 10 000 особей). Каждый экземпляр (или даже фрагмент тела животного) нужно было вынуть из пробирки, выписать на него этикетку и определить его видовую принадлежность. Для этого Мэтту приходилось не только тщательно рассматривать насекомое целиком, но часто исследовать отдельные органы, строение которых позволяет отличить один вид или род от другого. У каждой группы свои характеристики. Например, некоторые виды муравьев отличаются по числу сегментов в их антеннах, а вот для идентификации жуков-щелкунов бывает необходимо тщательно исследовать волоски, покрывающие их тело, и форму пениса [169]. Иногда даже этого было недостаточно, и Мэтт посылал собранные экземпляры для определения узкому специалисту, изучающему конкретную группу насекомых. Так было, например, с мушками, обитающими в раковинных стоках. Такой узкий специалист мог жить в Огайо, Словакии или Новой Зеландии, так что на пересылку материалов приходилось тратить дополнительное время. Бывает, что только один человек на свете детально знает какую-то группу насекомых. В таких случаях Мэтт очень подробно этикетировал экземпляры, тщательно их упаковывал и отправлял для последующей идентификации, что могло занять недели, а иногда (если нужный специалист очень занят) даже десятилетия (некоторые из собранных нами экземпляров до сих пор ждут своей очереди). Многие зоологи-систематики, размышляя о собственной смерти, боятся умереть в окружении бесчисленных баночек и пробирок с видами, которые они так и не успели определить [170].

И вот, наконец, были обработаны материалы, собранные в первом доме — им оказался мой дом. В них оказалось не менее сотни видов различных членистоногих. Я пишу «не менее сотни», так как некоторых насекомых не удалось распознать — либо из-за того, что нет ни одного специалиста, способного сделать это, либо из-за их плачевного состояния (отсохшее крыло, пара конечностей сломана, единственный фасеточный глаз). Сотня видов! Это было невероятное число — в 10 или 20 раз превосходившее все прогнозы профессиональных энтомологов. Еще удивительнее было то, что первый же дом, мой дом, оказался вполне типичным. Почти во всех обследованных позднее домах тоже нашлось примерно по сотне различных видов членистоногих, принадлежавших более чем 60 семействам. Иногда мы регистрировали и большее число видов, до 200. Город Роли в этом отношении тоже не представлял исключения. В течение нескольких последующих лет мы обнаружили примерно такой же уровень видового богатства в домах Сан-Франциско и Швеции; сходные результаты принесло более обширное (хотя и менее интенсивное) обследование, при котором мы выявляли разнообразие членистоногих путем анализа ДНК, содержащейся в домашней пыли [171]. Дома в Перу, Японии и Австралии были населены еще более разнообразной фауной. Всего в обследованных домах мы зарегистрировали несколько тысяч видов членистоногих. Если взять только пробы из Роли, то в них были представители 304 семейств артропод. Семейство — это таксономическая единица, более древняя и большая по объему, чем род (род старше вида, подсемейство старше рода, а семейство старше подсемейства). К примеру, все найденные нами муравьи принадлежали к одному подсемейству, Formicinae. Кроме них, в домах представлены еще 300 с небольшим семейств, таких же уникальных и древних, как муравьи. Выходит, что прямо перед нашими глазами существует, оставаясь незамеченным, совершенно особый животный мир. Эти существа не были микроскопически малы, но люди их упорно не видели. Оглянитесь вокруг себя. Какими бы непроницаемыми ни были ваш дом или квартира, в них обязательно присутствуют членистоногие. Посмотрите внимательнее — они здесь. Обещаем. Если хотите, отложите книгу и отправляйтесь на охоту. На вашем месте я бы начал с осмотра подоконников и светильников.