Борис Жуков - Дарвинизм в XXI веке

Например, в XVII–XX веках разные авторы предложили несметное множество «доказательств» Великой теоремы Ферма (их общее число не поддается подсчету, но известно, что в начале ХХ века немецкий математик Эдмунд Ландау заказал несколько сотен стандартных бланков для ответов авторам таких «доказательств»). Все они были неверны. Но это не означало неверности самой теоремы, корректно доказанной канадским математиком Эндрю Уайлсом в 1994 году.

Позднее ученик Кювье Альсид д’Орбиньи «развил» его теорию, предположив, что катастрофы уничтожали жизнь на всей планете, после чего бог всякий раз творил жизнь заново. Д’Орбиньи насчитал в геологической летописи по крайней мере 27 таких «повторных творений» — чем немало способствовал охлаждению научного сообщества к теории катастроф.

Что касается реакции профессиональных палеонтологов, то она поначалу была настолько единодушно-негативной, что обиженный Альварес даже сказал как-то в одном из интервью: «Не хочу говорить плохо о палеонтологах, но они и правда не очень хорошие ученые. Они больше похожи на собирателей марок» (имея в виду, конечно, известную фразу Эрнеста Резерфорда «Все науки делятся на физику и собирание марок»).

Особую пикантность этому лукавому аргументу придает то, что неокатастрофисты любят представить свою полемику со сторонниками эволюционных концепций как спор точных наук (физики и астрономии) с «расплывчатой» и «описательной» биологией.

Датировки Фассетта и Химена были немедленно оспорены — хотя канадские палеонтологи использовали новейшую аппаратуру, позволяющую датировать окаменелости точнее, чем любые ранее известные методы, и кроме того дополнительно проверили свои данные, датировав другими методами (палеомагнитным и аргон-аргоновым) выше- и нижележащие слои. За прошедшие с тех пор годы окаменелые останки динозавров раннепалеоценового возраста были обнаружены еще как минимум в двух местах — и всякий раз вскоре следовали сообщения других авторов об их передатировке. Не считая себя достаточно компетентным, чтобы выступить арбитром в этом споре, не могу, однако, не подивиться повторяемости этого сценария.

Прекрасным образцом сразу второго и третьего типов реакции может служить статья, опубликованная в марте 2010 года в журнале Science за подписями аж 41 автора из 33 университетов и научных центров 12 стран мира.

«Вулканистами» мы в данном случае называем сторонников альтернативной неокатастрофистской теории, приписывающей главную роль в мел-палеогеновом вымирании серии исключительно мощных вулканических извержений на рубеже мелового и палеогенового периодов. Излившаяся в результате этих извержений лава образовала Деканское плато в центральной Индии.

Нетрудно заметить, что такая версия лишает «астероидную» теорию ее главного козыря — представления о неслучайности совпадения Чиксулубского события с мел-палеогеновой границей. Если удар астероида мог случайно совпасть с нижней точкой видового разнообразия некой группы — почему он не мог столь же случайно совпасть с ее окончательным вымиранием, вызванным совсем другими причинами? Тем более что, как мы видели выше, совпадение получилось не столь уж точным.

«Великая трагедия науки — убийство прекрасной Теории отвратительным Фактом» — ставшая крылатой фраза из письма Фридриха Вёлера Йёнсу Якобу Берцелиусу, в котором Вёлер сообщал, что синтезированное им вещество оказалось мочевиной — вопреки господствовавшим тогда представлениям о невозможности синтеза органических веществ из одних только неорганических реактивов.

Я намеренно не включаю сюда вопросы, если можно так выразиться, частной эволюционистики: от кого произошла та или иная систематическая группа, как возникла та или иная структура и т. п. Такие вопросы (а их число и вовсе необозримо), безусловно, важны и интересны, но, поскольку эта книга посвящена не конкретным путям эволюции, а ее общим механизмам, нас будут интересовать лишь немногие из них, взятые как примеры действия этих механизмов.

На самом деле этот спор имеет гораздо более давнюю, почти полуторавековую историю. Идею, что для видообразования кроме дарвиновских факторов необходима еще и пространственная изоляция, выдвинул еще в 1868 году известный немецкий этнограф и путешественник Мориц Вагнер. Дарвин, однако, не согласился с гипотезой Вагнера, а Август Вейсман (см. главу «Август Вейсман против векового опыта человечества») даже посвятил разбору и критике этой гипотезы специальную работу. При этом ни тот ни другой не отрицали, что изоляция может быть решающим фактором видообразования, — они возражали лишь против ее обязательности .

Бинтуронга прежде относили к семейству енотов именно на основании его сходства с кинкажу. Однако сейчас его принадлежность к виверровым не подвергается сомнению, а виверровые и енотовые принадлежат к разным ветвям отряда хищных.

В 1977 году новозеландские биологи Гринвуд и Эткинсон предположили, что диварикатное ветвление (наряду с мелколистностью и очень жесткими стеблями) было защитой кустарников от ощипывания их птицами моа. Как известно, Новая Зеландия — единственный регион мира, где крупные растительноядные позвоночные были представлены исключительно птицами (прежде всего гигантскими нелетающими птицами моа), техника кормления которых сильно отличается от пастьбы растительноядных млекопитающих. К сожалению, до сих пор никто не придумал, как проверить эту гипотезу — с учетом того, что моа были истреблены маори (аборигенами Новой Зеландии) примерно к XVI веку.

Возможно, эта гипотеза появилась не без влияния судебной практики. В первой половине XIX века алкалоиды стали популярным оружием отравителей, поскольку тогда не существовало методов надежного определения этих веществ в тканях жертв. Позже, когда токсикологи научились это делать, другие химики (обычно привлекавшиеся в качестве экспертов адвокатами подсудимых) пытались парировать эти доводы обвинения предположением, что алкалоиды якобы могут образовываться в тканях людей и животных уже после смерти в ходе распада белков. Довольно скоро было доказано, что растительные алкалоиды не образуются в животных организмах ни при жизни, ни после смерти. Однако само представление, что алкалоиды могут быть продуктом распада белков (в тканях самих растений), с тех пор надолго осталось в науке.