Сергей Савельев - Нищета мозга

Вполне понятно, что столь неприглядная картина не может удовлетворить активно доминирующую группу социально успешных особей. Во все времена при реализации одной из инстинктивных основ поведения гоминид стали спонтанно появляться группы особых доминантов. В архаичных социальных системах эти доминанты были умнее, хитрее, сильнее, коварнее или беспринципнее своего окружения. По сути дела, доминантой становится тот, кто, поощряя инстинктивно — гормональные наклонности членов сообщества, формирует полезный для себя социальный инстинкт.

Можно привести бесконечное количество примеров как в бытовой, так и в финансовой сфере. Классический пример — финансовая пирамида. Инстинктивный поиск избытка незаработанной пищи (денег) и страстная праздность приводят миллионы людей к попытке обогатиться за чужой счёт. Эти действия поощряются эндорфинами мозга, так как полностью соответствуют биологическим целям наших далёких предков. Вложив свои деньги, простодушный участник проекта получает одновременно дозу радужных ожиданий и эндорфинов мозга. Инстинктивное стремление к экономии энергии на работе мозга и тела, а также внушаемое ожидание биологических преференций упрощают процесс надувательства. Наспех созданные рекламные социальные инстинкты в пирамидах совпадают с вечными инстинктивно-гормональными мотивациями эгоистичных приматов. Результаты таких проектов всегда одинаковы, а обилие обманутых только убеждает в необходимости стремиться в сообщество обманувших. По этой причине финансовые пирамиды будут неизбежно и регулярно создаваться вновь.

Плодами пирамид и других похожих явлений пользуются единичные доминантные особи, которые концентрируют социальный (политический) или финансовый капитал. Любым способом получив биологические преимущества, они стремятся всеми силами закрепить достигнутый успех. Как в древнем мире, так и в настоящее время для этого обычно используется примитивный наследственно-родовой принцип. Он состоит в том, что потомки социальных доминантов занимают положение выше или равное предку. Это отлично заметно по сегрегации людей, состоящих в парламентах, академиях и промышленно-финансовых сообществах всех стран.

Вполне естественно, что индивидуальными талантами или способностями социально-доминантный статус подтверждается только в первом поколении. Затем места в парламентах и академические мантии достаются по наследству не просто бездарным особям, а асоциальным существам с выраженными патологиями мозга. Тем не менее, поскольку мы имеем дело с биологическими механизмами развития сообществ, нежный дебилизм потомков реальных доминантов никакой отрицательной роли в эволюции не играет. Независимо от личных талантов они способны полноценно питаться, переносить деньги и геном в следующее поколение. Более того, в такой среде намного внимательнее соблюдаются неписаные правила и формы поведения. Это гарантирует общественную исключительность и структурирует небольшое сообщество. В нём строго соблюдается передача по наследству привычных социальных инстинктов и положения в обществе. Классическим примером такой организации служит английское и французское устройство «высшего общества». В такой среде соблюдение специфических социальных инстинктов поведения играет большую роль, чем инстинктивно — гормональная регуляция поведения.

Стоит подчеркнуть, что длительное культивирование аристократии было вынужденным биологическим процессом. В относительно немногочисленной среде было проще осуществлять сортинг людей, направленный на эффективное выделение и культивирование необходимых признаков. Новые члены аристократии появлялись, как правило, после яркой и неоднократной демонстрации обязательных качеств и на условиях репродуктивной интеграции. Налицо тщательный и продуманный отбор особей, обладающих наиболее востребованными особенностями мозга и поведения среди множества архаичных вариантов. Не вызывает сомнения, что внутривидовое выделение специализированных групп людей для более эффективного эволюционного отбора долгое время давало неплохие результаты.

Локальное формирование среди аристократов новых социальных инстинктов приносило значимые эво-:по>ционные плоды. С одной стороны, определённые формы поведения легко контролировать. Для властителей было достаточно поощрять или запрещать негласные правила, искусственную моду, галантные манеры и другие признаки исключительности. Биологическая выгода подобных демонстраций была так высока, что их наблюдали с восторгом и умилением. В настоящее время аналогично проявляются глубокая убеждённость и искренняя преданность самым последним увлечениям светских и религиозных вождей. С другой стороны, ограниченная среда взаимодействий между особями увеличивает агрессию конкурентных отношений. Этим обусловлены бесконечные и жестокие как дворянские, так и аристократические конфликты при дворах и в повседневной жизни. Такая ситуация является огромным благом для императора, царя или президента.

Биологические конфликты дестабилизируют среду людей, избранных для церебрального отбора, что позволяет локализовать угрозы личной доминантности и легко проводить уничтожение ненужных особей чужими руками. Совершенно ясно, что столь жёсткая конкурентная среда, обременённая постоянными социальными рисками, позволяла быстро отбирать наиболее способных, быстро мыслящих и активных людей. Темп отбора обладателей особых способностей и творческого мозга ускорялся репродуктивной свободой и краткостью человеческой жизни.

Последствия этого эволюционного процесса неизбежно приводили к заметным изменениям в поведении аристократии и дворянства. Не понимая сути происходящего, окружающее население всегда стремилось копировать успешные формы поведения, правила, привычки и одежду. Параллельно происходило обратное распространение плодов интенсивного искусственного отбора мозга аристократов в остальное население. Это осуществлялось при помощи открытой и скрытой сексуальной экспансии, которая позволяла ускорять эволюционные изменения мозга и генетически закреплять нужные в его конструкции.

Сравнение своей и чужой жизни, зависть и инстинктивное следование поступкам более успешного человека являются эффективным способом насаждения новых форм социального поведения. Мило называя это занятие обезьяньим подражанием, множество людей носит неудобную и некрасивую одежду, ест сомнительную пищу, пользуется никчёмными устройствами и механизмами. Действенность современной рекламы выросла в социальное явление из инстинктивного подражания архаичных мартышек.