Владимир Крупин - Так начиналось…

Обаяние Николая Ивановича не было мимолетным, временным, связанным с минутами его хорошего настроения, с творческим подъемом, с удачным решением той или иной задачи… Нет, оно было постоянным, редкостным даром, привлекавшим и радовавшим людей, встречавшихся на его жизненном пути.

И все же не в глазах, не в голосе, не в простоте обращения был источник обаяния Николая Ивановича. Все это внешнее лишь удивительно адекватно отражало внутреннюю, душевную красоту и мощь этого человека. Обаяние Николая Ивановича — это прежде всего обаяние истинного ученого, неустанного труженика, упорно и настойчиво добывающего новые научные факты, и смелого мыслителя-теоретика, своими обобщениями двигающего вперед науку.

Обаяние Николая Ивановича — это обаяние патриота, мужественного общественного деятеля широчайшего размаха, видевшего перспективы грандиозного социалистического переустройства своей родной земли и отдавшего всю свою неуемную энергию и знания этому великому делу…»

Обаяние личности, то, что так влекло людей к Ленину, то же собирало их вокруг Вавилова. Это, так сказать, чисто человеческая общность двух современников.

Но есть еще обаяние идей. Оно объединяет и сплачивает на общее дело не просто группы людей или даже партии. Оно способно объединить все человечество. Таким обаянием обладала идея обновления земли. Обновления, которое означало не только общественное переустройство и ликвидацию вражды между людьми, но и превращение земли в землю для людей, прекрасную цветущую планету. Эта идея буквально захватила Владимира Ильича Ленина еще с той минуты, когда в канун Октября он прочел рассказ о том, что совершил простой американец по имени Лютер Бербанк на 17 акрах земли возле поселка Севастополь, на реке Русской, впадающей в Тихий океан. Не фантастика, не туманное будущее, а вполне реальная картина граничащих с чудом успехов, внушающих реальную уверенность, что человек победит природу! Он вынудит ее давать наибольшее количество продуктов с наименьшими затратами труда и полученный в результате досуг обратит на свое развитие — умственное и нравственное.

Как нам нужны свои Бербанки! Без них убогую и нищую Россию не превратить в обильную и могучую державу. И когда Ильич узнает о том, что в уездном городишке Козлове есть такой человек по имени Иван Мичурин, он телеграфирует в губисполком: пришлите доклад, сообщите подробности.

Канун Октября был переломной вехой в жизни Николая Ивановича Вавилова. Сданы магистерские экзамены, он избран профессором Саратовского университета. И еще одно событие: Роберт Эдуардович Регель, заведующий Бюро прикладной ботаники и селекции, предлагает ему работу в Петрограде по совместительству. Он слушает в бюро рассказ Вавилова о памирском очаге земледельческой культуры, перебирает образцы (их 800!), которые молодой растениевод привез из Азии, и решает, что лучшего помощника ему не надо. Бюро состоит при Сельскохозяйственном ученом комитете. (Мы уже о нем однажды упомянули: Горбунов, будучи у Ольденбурга, просил академию держать связь с этой организацией.) Здесь, в Петрограде, работают видные деятели агрономической науки. Председатель Сельхозкомитета — Николай Максимович Тулайков. В бюро сотрудничают блестящий знаток пшениц Фляксбергер и специалист по сорнякам Мальцев.

Главная задача бюро: собирать лучшее в земледелии и внедрять новые сорта в практику. На этом поприще более всего и проявит себя молодой Вавилов.

Он покажет себя не только собирателем новых форм культурных растений, но и собирателем отечественного земледелия вообще, собирателем и пестуном талантов в биологической науке. Однако об этом чуть позже.

Итак, Саратов. 1917–1920 годы. Пыльный, знойный, провинциальный Саратов. Война, засуха и голод коснутся его своим смертоносным дыханием не раз за эти годы. Но именно здесь взойдет звезда мировой величины в науке.

Читая лекции по частному земледелию и генетике, профессор Вавилов продолжает научную работу, начатую в Петровке. Материал, изученный на иммунитет под Москвой, высевается теперь в совершенно новых природных условиях: в засушливой степи под Саратовом и на Зеравшанском опытном поле, в условиях орошаемой полупустыни.

Основные выводы? Их уже можно сформулировать. Ну конечно, прежде всего надо поставить точный диагноз болезни. Кто ее возбудитель? Какая именно из 150 рас бурой ржавчины заразила испытуемый сорт? Какой сорт пшеницы невосприимчив к этой заразе? Не скрестить ли его с местной пшеницей? Ведь иммунитет по всем данным, подчиняется законам генетики (впоследствии это будет подтверждено экспериментально), и дети наследуют стойкость родителей. Правда, нет гарантии, что дочь пойдет в отца, а не в мать. Значит, селекцию на иммунитет надо вести планомерно. Изучать биологию паразитов, их генетические особенности, их происхождение. И не опускать руки, узнав, что большинство вредителей специализируется на каком-нибудь одном-двух сортах. Напротив, надо сделать оптимистический вывод для практики. Ведь куда безнадежнее вести селекцию на иммунитет к паразитам, не имеющим узкой специализации.

Еще наблюдение: иммунитет и среда взаимосвязаны. Засухоустойчивая пшеница в Средней Азии чувствует себя превосходно. Но вот под Саратовом, где засуха не редкость, она почему-то боится головни. Климат не подходит? Не только. Весь комплекс условий нового места обитания дисгармонирует с «привычками» сорта и его наследственностью. И влажность воздуха выше, и тот же вредитель в здешних условиях «злее» ведет себя. Напрашивается вывод: надо искать подходящий сорт где-нибудь в противоположном месте, где условия обитания (экология — станут говорить впоследствии) гармоничны для произрастания растений. Надо расширять поиски, чтобы в руках селекционера было побольше исходного материала для отбора.

Таковы некоторые черты вавиловского учения об иммунитете.

Его труд дал толчок многочисленным исследованиям в этой области. И вскоре выросла новая ветвь ботаники — фитоиммунология.

А селекционерам был подсказан путь, по которому нужно идти. Изучение проблем иммунитета было полезно и самому теоретику.

Стало ясно, что фитопатолог в одиночку бессилен защитить урожай. Он должен работать рука об руку с селекционером, генетиком, физиологом, химиком, технологом.

В большой коллекции, собранной в Бюро прикладной ботаники и Вавиловым и другими растениеводами, болезнеустойчивых сортов почти нет. Надо обновлять сорта — без этого нельзя обновить земледелие. Но какие именно образцы нужно искать? И где их искать?

На первый вопрос Вавилову удалось ответить еще в Саратове. На второй — немного погодя.