Роберт Сапольски - Биология добра и зла. Как наука объясняет наши поступки

В первой половине мы также обсудили, что разница в культурах проявляется – и это вполне ожидаемо – в ответах на вопросы первостепенной важности, например кого простительно убивать (вражеского солдата, неверную жену, новорожденного «неправильного» пола, уже не способного ходить на охоту немощного старика, девчонку-подростка, которая тянется к своему новому культурному окружению вместо того, чтобы подчиняться культурным нормам бывшей родительской вотчины). Но культурная симптоматика прослеживается и неожиданным образом: на какой участок картинки мы бросаем первый взгляд или с чем у нас ассоциируется кролик – с другими животными или с тем, что он ест.

Следующий ключевой момент – парадоксальное влияние экологии. Экосистемы формируют культуру в глобальном смысле – но впоследствии эта культура может экспортироваться и на долгие тысячелетия укорениться в самых разных частях света. Если говорить в самом общем смысле, большинство наших представлений о рождении, смерти, о происходящем между этими двумя точками, а также о том, что бывает после, мы унаследовали из дописьменной культуры скотоводов Ближнего Востока.

Вторая часть главы, которую мы только что закончили, обращается к важнейшим аспектам споров: как мы пришли к сегодняшнему устройству мира? Как шли мы сквозь сотни тысячелетий своей истории – дорогой Гоббса или дорогой Руссо? Ваш ответ в большой степени определит, как вы отнесетесь к утверждению последней главы этой книги, а именно: за вторую половину прошедшего тысячелетия люди стали, возможно, вести себя по отношению друг к другу намного менее жестоко.

Вот мы и подошли к основе основ. Гены и промоторы эволюционируют. И транскрипционные факторы тоже, и транспозазы, и сплайсинговые ферменты. И любой признак, который подлежит генетическому контролю (читай, все признаки). Как сказал генетик Феодосий Добржанский: «Ничто в биологии не имеет смысла, кроме как в свете эволюции». Не исключая и предмет данной книги {537}.

Эволюция совершается в три шага: а) тот или иной биологический признак наследуется посредством передачи генетических элементов; б) признаки варьируют из-за мутаций и рекомбинаций генов; в) особи с некоторыми из этих вариаций оказываются более приспособленными, чем другие. В итоге со временем в популяции возрастает частота более «приспособленного» генетического варианта.

Мы начнем с того, что избавимся от некоторых распространенных заблуждений.

Первое заблуждение – эволюция способствует выживанию наиболее приспособленных. Ан нет, эволюционный смысл заключается в размножении, передаче копий генов. Организм, живущий века, но не размножающийся, для эволюции пустое место [291]. Различие между выживанием и производством потомства наглядно демонстрируется эффектом «антагонистической плейотропии», когда признак увеличивает приспособленность в раннем репродуктивном возрасте, но при этом снижает продолжительность жизни. Например, для простаты приматов характерна высокая скорость метаболизма, вследствие чего увеличивается подвижность сперматозоидов. Получаем с лицевой стороны увеличенную плодовитость, а с изнанки – повышенный риск рака простаты. У лососей антагонистическая плейотропия вообще достигла критического уровня. Они совершают свое эпохальное путешествие к местам нереста, выметывают икру и умирают [292]. Если бы эволюция благоволила выживанию, а не производству потомства, то никакой антагонистической плейотропии не было бы {538}.

Следующее «эволюционное» заблуждение состоит в том, что по ходу эволюции могут отбираться преадаптации – нейтральные признаки, которые впоследствии оказываются важными. Так не бывает: эволюция занимается признаками здесь и сейчас. С этим заблуждением связано еще одно – что вымершие виды были хуже приспособлены, чем современные. На самом деле они были приспособлены в той же мере, что и ныне живущие, просто условия изменились и старые виды не справились адаптацией. То же ждет и нас. Далее, ошибкой будет считать, что в эволюции напрямую отбираются более сложные признаки. Да, нужно согласиться, что переход от одноклеточных организмов к многоклеточным привел к увеличению общей сложности. Тем не менее эволюция не всегда на стороне более сложных: просто вспомните, как бактерии изничтожают людей с помощью какой-нибудь чумы.

И последнее неверное представление гласит, что эволюция «всего лишь теория». Позволю себе дерзкое предположение, что те читатели, которые добрались до этого места в книге, верят в эволюцию. Спорщики неизбежно выносят на обсуждение досадные басни, что ученые не могут доказать реальность эволюции, а потому это просто (такой уж в биологии принят неудобный термин!) «теория» (как, например, теория панспермии). Но вот свидетельства реальности эволюции:

а) Мы знаем множество примеров того, как из-за давления отбора менялась частота того или иного гена (вспомним выработку устойчивости к антибиотикам у бактерий). Показано, что сейчас есть виды (в основном насекомых – у них короткий жизненный цикл), которые находятся в процессе деления на два вида.

б) Есть обширнейшая коллекция ископаемых переходных форм в самых разных таксономических группах.

в) Молекулярные доказательства. У нас, людей, с человекообразными обезьянами 98 % общих генов, с другими обезьянами – 96 %, с собаками – 75 %, а с плодовыми мушками – 20 %. Это показывает, что наш последний общий предок с человекообразными обезьянами существовал позже, чем общий предок с прочими обезьянами, а тот позже, чем с собаками, и т. д.

г) Географические доказательства. Следуя предложенному Ричардом Докинзом приему общения с фундаменталистами, которые настаивают на версии, что все виды в их современной форме вышли из Ноева ковчега, зададимся вопросом: как 37 видов лемуров переправились с горы Арарат в Армении, куда причалил Ноев ковчег, на Мадагаскар, ни один по пути не умер и даже окаменелостей не осталось?

д) Неразумный замысел – несуразности в строении можно объяснить только эволюцией. Что это за ничтожные остатки костей ног у китов и дельфинов? Они «остались» потому, что киты и дельфины произошли от четвероногих наземных животных. Что это у нас, людей, за мышцы в коже, поднимающие волоски, – пользы от них никакой, а только щекотные мурашки? Да ведь это потому, что мы сравнительно недавно произошли от обезьян, у которых данные мышцы поднимали шерстинки в ответ на эмоциональное возбуждение.

Достаточно. Лучше не давайте мне пускаться в эту тему!

Эволюция ваяет признаки двумя инструментами широкого профиля. Первый – это «половой отбор», когда отбираются признаки, привлекающие противоположный пол. Второй – естественный отбор [293], отслеживающий возможность передачи копий генов любым другим путем, например улучшая здоровье, совершенствуя пищедобывательные стратегии и способы избегания хищников.