Стивен Хёрд - Усоногий рак Чарльза Дарвина и паук Дэвида Боуи. Как научные названия воспевают героев, авантюристов и негодяев

Самый значительный вклад, который Маньоль внес в ботанику, – его труд «Prodromus», опубликованный в 1689 г. В нем он перечислил все известные на тот момент растения мира и представил их общую классификацию. Таким образом, он предпринял первую в истории попытку систематизировать растения, объединив их в семейства (аналогично уже принятой практике для животных). В предыдущих трудах, посвященных растениям, их чаще всего просто перечисляли в алфавитном порядке, а Маньоль, разделив их на семейства, попытался выявить естественные группы растений со сходными признаками. В последующие столетия появится множество конкурирующих систем классификации. Система Маньоля была не только первой, но и одной из лучших ранних попыток. Дело в том, что он устоял перед искушением отдать приоритет одной категории признаков (как через 50 лет сделал Линней, построив систему целиком на подсчете частей цветка). Маньоль, напротив, писал, что «многие растения проявляют определенное сходство и сродство, основанное не на частях, взятых по отдельности, а на общей композиции, которая явно видна разуму, но не может быть выражена словами» [7] Magnol 1689, перев. по: Stearn 1961. . Это осознание привело нас к современному пониманию взаимосвязей между видами растений: например, петунии, помидоры и картофель относятся к семейству пасленовых, нарциссы и чеснок – к семейству амариллисовых, розы, малина и яблоня – розоцветных. Конечно же, это удобно для классификации и изучения разнообразия растений, к чему и стремился Маньоль, но в конечном счете его система семейств имеет и более важное значение. Маньоль не знал (а если бы и догадывался, его религиозные воззрения, возможно, не дали бы ему принять это знание), что его система классификации растений стала одним из первых шагов к пониманию того, что все растения и вообще все живое на Земле имеет общее эволюционное происхождение и общую историю. Именно благодаря общему происхождению их можно сгруппировать так, как это сделал он: нарциссы можно объединить с чесноком, потому что у них есть общие признаки, а общие признаки у них есть потому, что они эволюционно близкие родственники. Это основа всей современной биологии, и каждую весну цветение магнолии чествует Маньоля – сегодня его помнят немногие, но его вклад в науку от этого не становится менее значительным.

В какой степени работу Маньоля ограничила религиозная дискриминация, с которой он столкнулся? Трудно сказать. Даже не имея официальной должности, он сумел создать себе солидную репутацию: к нему с визитом приезжал великий английский ботаник Джон Рэй, а Карл Линней высоко отзывался о его обзоре флоры Монпелье. Вероятно, ему помогало то, что он происходил из богатой семьи аптекарей и потому имел возможность заниматься ботаникой, даже когда ему отказывали в назначении на престижные должности. Но насколько больше он мог бы сделать, будь все иначе? А сколько других протестантов, не из таких богатых семей, оказались не у дел? Это может послужить для нас уроком, который важно помнить и сегодня. Вся ирония состоит в том, что Маньоль в конце концов стал преподавать медицину именно в Монпелье. Медицина эпохи Ренессанса, и особенно учебная программа университета в Монпелье, основывалась на огромном массиве знаний, полученных арабскими врачами и учеными. Пока Европа переживала темные века, в исламском мире наука вообще и медицина в частности процветали уже много столетий. Очевидный вывод – что вклад в научный прогресс человечества не зависит от национальности, расы и религии – во Франции XVII в. так и не был сделан. Не все понимают это и сегодня. Многое предпринимается для того, чтобы наука и другие сферы деятельности стали более доступны для женщин, для людей разных рас и сексуальных ориентаций; однако сделанного явно недостаточно. Ксенофобия и нетерпимость по-прежнему живут, здравствуют и в чем-то даже процветают, поскольку политика многих стран склоняется к демагогии правого толка. И, может быть, в этой связи было бы полезно увидеть в цветущей магнолии как напоминание о прошлом, со всей его нетерпимостью, так и надежду на будущее – без дискриминации и предрассудков.

Итак, у форзиции и магнолии есть о чем нам рассказать. Конечно, их рассказы связаны с ботаникой, но также и с историей, людьми, конфликтами и (по крайней мере, в случае Маньоля) достижениями наперекор судьбе. Сегодня мало кто знаком с историями Форсайта и Маньоля, но латинские названия играют роль своеобразных маркеров, чтобы те, кто не лишен любознательности и любит подобные истории, знали, где их искать. И во всем многообразии жизни тысячи других названий служат той же цели.

Некоторые земные создания величественны, например калифорнийские секвойи или белоголовый орлан. Другие фантастически красивы, например райские птицы или орхидея Венерин башмачок. Третьи, например большая белая акула, внушают ужас. Четвертые, вроде белого медведя, соединяют в себе все сразу. Несомненно, когда в твою честь называют такое существо – это радует и льстит.

В честь Гэри Ларсона назвали вошь.

Гэри Ларсон – художник, автор культовой серии карикатур «Дальняя сторона» (The Far Side), которая печаталась в газетах с 1980 по 1995 г. На самом деле притягательность «Дальней стороны» невозможно объяснить тем, кто никогда ее не видел, – она и правда «странноватая», и это еще мягко сказано, – но на рисунках то и дело появлялись природа и ученые, которые ее изучают. Там были карикатуры о званых обедах, устраиваемых слизнями, о пауках, плетущих паутину на детских горках («если сработает, будем есть как короли»), о дикобразах с панковскими прическами и о съездах амеб с крошечными бейджиками. Карикатуры Ларсона часто были абсурдными, но абсурдность происходила от восхищения причудами природы – как раз эти причуды и привлекают к исследованиям многих биологов. В результате биологи полюбили «Дальнюю сторону», и ксерокопии этих карикатур до сих пор украшают двери лабораторий в университетах, музеях и исследовательских институтах по всему миру. Рано или поздно кто-нибудь должен был назвать новый вид в честь Ларсона. Первым это сделал Дейл Клейтон – энтомолог, который изучал вшей, питающихся перьями птиц.

Мы все знакомы (некоторые даже слишком хорошо) с вшами, которые паразитируют на людях. Нам угрожают три вида: головная вошь, платяная вошь и лобковая вошь. Но это лишь вершина айсберга. Во всем мире известно около 5000 видов вшей, и, вероятно, еще тысячи видов будут открыты и описаны. Считается, что их так много потому, что обычно они строго придерживаются определенной диеты: человеческая головная вошь не переселится на макаку-резуса, а вошь с резуса не станет пробовать человеческую кровь, чтобы расширить свой кругозор. Из-за такой привередливости появилось множество разновидностей вшей, привязанных к определенным хозяевам, в том числе несколько различных линий, которые питаются птичьими перьями. Для нас все перья похожи друг на друга; а вот многие перьевые вши специализируются на одном-единственном виде (или нескольких близких видах) птиц.