Светлана Волкова - Просто геном

Важный вопрос состоит в том, будем ли мы когда-либо обладать интеллектуальными и моральными способностями руководить нашей собственной генетической судьбой – этот вопрос остаётся открытым, поскольку учёные начали понимать, на что способна технология CRISPR. Лечение заболеваний и процедуры редактирования зародышевой линии – два абсолютно разных по последствиям процесса, и мы должны серьезно задуматься, прежде чем пересекать разделительную черту между ними.

Весной 2014 года, после очередного собрания в Давосе, становилось всё яснее, что вскоре для формирования будущего технологии CRISPR будут объединены международные усилия. К тому времени прошло менее двухлет с момента публикации статьи в журнале Science, описывающей, как CRISPR можно использовать для редактирования генов, и новости об этой технологии уже распространились в научном сообществе и за его пределами.

Примерно в это же время Сэмюэль Штернберг, аспирант из лаборатории Дженнифер Дудны, получил письмо от предпринимателя по имени Кристина, предлагавшей стать частью ее новой компании, которая каким-то образом вовлекала в свою работу технологию CRISPR. На первый взгляд письмо Кристины выглядело совершенно обычным и ничто не казалось в нём странным. Учитывая скорость, с которой развивалась и распространялась технология CRISPR, a также учитывая её все более очевидный потенциал разрушить столь многие секторы рынка биотехнологий, каждую неделю приходилось слышать о появлении ещё одной новой компании, продукте или лицензионном соглашении, связанном с редактированием генов. Но, как скоро обнаружил Штернберг, деятельность компании Кристины была другой, совсем другой. Она предлагала какой-нибудь счастливой паре первого здорового «ребенка CRISPR»! Согласно её задумке ребенок будет рождён в лаборатории с использованием искусственного оплодотворения. Такой ребёнок на заказ будет иметь особые черты: индивидуальные мутации ДНК, установленные с помощью CRISPR, чтобы исключить любую возможность генетического заболевания. Всячески пытаясь заинтересовать Сэмюэля стать частью проекта и принять в нём непосредственное научное участие, Кристина заверила, что её компания планирует внедрять только профилактические генетические модификации в эмбрионах человека и, что если он хочет участвовать в проекте, ему не нужно беспокоиться о каких-либо лишних мутациях.

Кристине не стоило объяснять, как будет работать процедура. Чтобы редактировать человеческий геном так, как она предполагала, врачам понадобятся только методы, которые уже хорошо изучили к тому времени: генерирование эмбриона in vitro из яйцеклеток и сперматозоидов будущих родителей, инъекция предварительно запрограммированных молекул CRISPR с целью редактирования генома эмбриона и затем имплантация отредактированного эмбриона в матку матери для вынашивания ребёнка. Об остальном должна позаботиться природа.

Сэмюэль понял, что Кристина одержима силой и возможностями CRISPR. Он подозревал, что она имела в планах внесение других, более смелых улучшений в дополнение к благонамеренным генетическим изменениям, которые она описала.

Если бы этот разговор произошел несколькими годами ранее, Сэмюэль отклонил бы предложение как чистую фантазию. Конечно, генетически модифицированные люди давно являлись предметом философских и этических размышлений о возможности «улучшения» человека. Но геномом homo sapiens не так легко манипулировать, как геномом лабораторной бактерии, такой как, например, E.coli, в противном случае у кого-нибудь из учёных были бы все шансы в ближайшее время создать Франкенштейна.

Однако если раньше идея о манипуляции человеком могла показаться фантастикой, то теперь нельзя было не серьёзно воспринимать тему. В конце концов, сделать человеческий геном таким же легко манипулируемым, как и геном бактерии, – именно то, чего достиг CRISPR. Фактически всего за месяц до встречи Сэмюэля с Кристиной первые обезьяны родились, обладая геномами, которые были переписаны с помощью редактирования генов, что привело ход исследований CRISPR прямо к эволюционной парадной двери homo sapiens. В свете этого и предшествовавших экспериментов с другими животными, от червей до коз, казалось, что вопрос о людях, чьи геномы могли бы подлежать редакции, оставался лишь вопросом времени.

Сэмюэль и его коллега Дженнифер Дудна остро осознавали и опасались этой возможности. Хотя невозможно было отрицать, что многие чрезвычайно положительные эффекты, которые редактирование генов могло бы оказать на наш мир, – эффекты, позволяющие лучше понимать человеческую генетику, производить пищевые продукты нового качества и лечить жертв разрушительных генетических заболеваний – всё больше приходилось беспокоиться о других применениях CRISPR. Неужели открытие Дудны и Сэмюэля сделало редактирование генов простым и доступным? Неужели учёные слишком беспорядочно врывались в новые области исследований, не задумываясь о том, были ли их эксперименты оправданными, и каковы последствия? Можно ли злоупотреблять CRISPR, особенно когда речь идёт о человеческом геноме?

Больше всего учёные, открывшие CRISPR, беспокоились, что когда-нибудь в скором времени исследователи попытаются изменить человеческий геном наследственным образом не для того, чтобы лечить болезнь у живого пациента, а чтобы исключить возможность заболевания у ребёнка, который ещё не родился или даже и вовсе не был зачат. В конце концов, именно это и предложила Сэму предпринимательница. Кто мог дать гарантию, что в случае отказа Самюэля сотрудничать какой-нибудь другой учёный с радостью не пойдёт на предложенную ею сделку?

Существование такой возможности мучила создателей революционной технологии. У людей никогда прежде не было такого инструмента, как CRISPR, и он мог превратить не только геномы живых людей, но и все будущие геномы в коллективный беспорядок, – рукопись, на которой любой фрагмент генетического кода можно было бы стереть и перезаписать в зависимости от прихотей поколения, занимающегося редактированием. Более того, такие встречи, как у Сэма с Кристиной, заставляли создателей CRISPR признать, что не все разделяют беспокойство учёныхпо поводу перспективы переписывания ДНК будущих людей, не осознавая в полной мере возможных последствий. Кто-то неизбежно собирался использовать CRISPR в человеческом эмбрионе – будь то для искоренения признака серповидноклеточной анемии в зародышевой линии или для внесения совершенно нетерапевтических улучшений, – а это может вполне изменить ход истории нашего вида в долгосрочной перспективе таким образом, что просто невозможно предсказать.

Дженнифер Дудна и Сэмюэль Штернберг начали понимать, что вопрос заключается не в том, будет ли использоваться редактирование генов для изменения ДНК в половых клетках человека, а в том, когда и как это будет происходить. Дебаты по поводу модификации зародышевой линии человека начались задолго до появления CRISPR. Самые ранние намёки на редактирование генов появились, когда врачи в области репродуктивной медицины уже отбирали одни эмбрионы от других для беременности, таким образом делая выбор в отношении того, какие именно генетические данные будут переданы последующим поколениям. И еще больше практиков и наблюдателей науки беспокоило представление о том, что когда-нибудь люди могут стать авторами своих собственных генетических конституций.