Евгений Небольсин - Русская философия. Анализ истории. Том 2

Повторюсь, с одной стороны, с позиции природы с грехом точка есть самое не полное во всеобъемлющей многогранности, то есть граница в чистом виде, первопринципом отличия от пустоты. А с другой стороны, хотя и несовершенное, ограниченное, являющаяся начальной формой и законодателем-первопринципом грядущего разрушения-взрыва, но по-прежнему остается самым совершенным прообразом пустоты, то есть свидетельством о Творце.

Всякое производное точки несет в себе ее свойства 777-01-7.01 А именно, все вокруг несет в себе окружности, прямые и точки во множественных совокупностях. Но это не есть пустота, а только специфические способы её выражения в этих множественных совокупностях точки, прямой и окружности. Но опять же это есть выражение пустоты и нам востребована только живительная пустота 43 . Человек опосредовано носителей пустоты ищет именно эту пустоту во всем. Гегель говорит называет музыку звуками из Царствия Небесного, но он не был православным, ибо звук – это уже только лишь оттенок Царствия Небесного, также как самая красивая мелодия, является совокупностью циклов (то есть окружностей, линий и точек), а потому все равно остается только лишь оттенком Царствия Небесного. Музыка – это, как и звук, образ тишины, на ином уровне мировосприятия. То есть настоящая же полнота не во всеобъемлющности выражений звуковой пустоты, а в самой этой тишине. Настоящее наслаждение в абсолютных тишине, в темноте, в иных формах бесчувствия – это естественный фундамент богообщения. Какую-то грань этого бесчувствия практикуют индусы. В Православии же тишина динамична, также как водная гладь реки. Зеркало водной глади обязано своим бытием течению вод от источника в океан. Бог молвит Свои Словеса неизреченной красоты именно безмолвием. Вокруг этого крутятся все религии мира и древняя славянская традиция – в том же числе. Мы наслаждаемся не образами тишины в звуке, как Гегель, а беззвучной речью самой этой тишины. Тот, кто услышал Словеса Бога хоть раз в жизни, тот становится пленником этой радости навсегда, он идет на любые ограничения и на любые жертвы собой, чтобы быть в этом счастье навечно и рассказывает нам о своем счастье понятийным языком своей современности. Так возникла речь, потом письменность, научный прогресс – как разные оттенки религии.

То есть данная точка во Царствии Небесном ведёт себя так, как это ей естественно, а когда попадает в греховную среду 386 , то всё то же самое Естество Царствия Небесного, чтобы выразить прежнюю полноту своей природы уже требует развития до полноты многогранности. Два состояния тождественны между собой 12 в Первоначале, но различны в образе выражения Одного и Того же. При этом следует сказать, что с позиции Божественного для этой точки времени нет, зато с позиции всего временно преходящего время есть и оное заложено в задающем образ соотношения первопринципе развития, а потому безвременное божественное должно выразиться во временном только в образе Божественного, в уникально выраженном единстве – непрерывным развитием соединяющем начало и конец в одно, специфично формируя образ одиночества Бога во Вселенной и Его единства в обозреваемой непрерывности причинно-следственного механизма, что исключает всякое прерывание во времени движения к совершенству. Образ того и образ другого единовременно должны выразиться на природе жизни, если оная есть творение Божье. И это выражение мы видим, ибо Бог живой и все живое тоже должно иметь это единое целое, цельное, замкнутое в цикличном движении от начала к концу. Временное ничтожности греха должно совместиться с Божественной бесконечностью. Ромашка в поле растет от семени, при котором сам процесс возрастания обуславливает видимость стабильности бытия растения, как неизменной стабильности образа. Достаточно того, что нет искажения образа Творца, нет искажения исповеди Бога в специфике понятийного языка свидетельства о Нем, а потому, не смотря на фантастические, граничащие с чудом эквилибристики формы образа живого торжества над смертью (цветок стойко держит бутон над землей своим тоненьким стеблем) жизнь продолжается даже в таком вот невероятном виде. Но эта фантастичность выражения Первообраза ничего не значит. Так как нет нарушения цельности единого, то и нет покушения на жизнь – жизнь возможна даже в таком проявлении реальности. И ведь бутон соцветия твердо стоит против ветров и дождей. Но стоит хоть в чем-то чуть-чуть нарушить единство, как тут же теряется Образ Божий и мы видим, что стабильное состояние сменяет процесс разрушения – наступает смерть от какой-то, казалось бы, мелочи. Повторю ещё раз, так как живое обусловлено только Божественным, то бытие Его в разных условиях становится различным выражением многогранной цельности полноты в той специфике, какую навязывает новая реальность инобытия, в лосевском понимании этого слова (это важно понимать каждому из нас, ибо жизнь постоянно нас куда-то бросает и в каждом условии бытия следует дать свободу самоопределения только Божественным свойствам души, то есть дать возможность самовыразиться Божественной Сущности в окружающей реалии человека, опосредовано нашего деятельного присутствия). То есть в одном случае и при одном условии, жизнь явлена с горчичное зерно, а в другом случае, та же самая реалия живого, но уже пребывающего в в ином прообразе – в инобытии, во Царствии Небесном, адаптируется в новых условиях только теперь уже в ином виде – горчичным деревом с огромной кроной. Но в том и другом случае неизменным остается Божественная сущность с Её прежней цельностью и с прежней всеобъемлющей полнотой жизни. Это одно и то же, но по-разному воспринимаемое. Божественное борется за свое бытие в данной реалии и в победах являя нам свои различные образы соответствующие свойствам природы. Это противоречие между Божественной Полнотой и ничтожностью греховной реальности стало той самой внутренней стимулирующей пружиной, которая распрямляясь становится бесконечно многогранным движителем эволюционного становления истории 386 , реализует все свои внутренние свойства во внешнее обозреваемое проявление с переменой образов выражения обоих реалий свидетельств о Творце (семя-организм). Иными словами, Вселенная так и осталась составляющей Царствие Небесное, но только видоизменилась, обрела иную обозримую реальность после того, как произошло грехопадение.

Исходя из этих положений, нам открывается возможность дать определение экстазу. Экстаз – это отрешение сознания, возвращение в родное прежнее инобытие Царствия Небесного. Это естественное состояние живого, самовыражающееся в самых различных сферах деятельности человека, вне коего жизнь невозможна, ибо именно это и есть сама жизнь. Озарение, приходящее на творческую личность или нисходящую на личность, пребывающей в поиске Истины, к примеру, для ученого или поэта, или художника, или командующего в бою – это только лишь проявление какой-то грани экстаза в данное сфере умного делания человека.