Дэниэл Лайонс - Евангелие от IT [Как на самом деле создаются IT-стартапы] [litres]

25 августа HubSpot объявил о своей готовности выйти на открытый рынок. После этого HubSpot опубликовал свой проспект ценных бумаг, в котором содержится вся финансовая информация. Все выглядело не блестяще.

В тот день, когда HubSpot подавал бумаги для IPO, за несколько часов до официального объявления об этом, ни о чем не подозревая, я запостил небольшую шутку онлайн. Эта хохмочка привела к грандиозному, масштабнейшему скандалу и стала для меня началом конца моей карьеры в HubSpot.

Все началось, когда я сидел за своим рабочим столом в Топанге, попивая утренний кофе и наблюдая, как колибри парят у веток деревьев. Листая ленту новостей в Facebook, я сделал саркастичное замечание, оказавшееся завуалированным плевком в сторону Спиннер.

Но это был не самый лучший день для шуток. Я не знал, что HubSpot через несколько часов объявит свои планы по IPO. В Кембридже все, без сомнения, были на нервах, особенно Спиннер и Череп. Но я-то об этом и понятия не имел. Я на расстоянии пяти тысяч километров от них, сижу в лесу. Понедельник. Исполнительный продюсер «Кремниевой долины» дал нам выходной. Это также был последний день пребывания в Калифорнии моих детей, и я планировал свозить их в Six Flags Magic Mountain. Завтра они улетят домой, в Бостон.

Моя шутка на Facebook – отсылка к тому, что мне несколько недель назад сказал Троцкий. В ней также «приняла участие» мой друг Барбара, журналист, написавшая о том, что руководители покидают HubSpot. Первым был Дэвид Кансел, директор по производству, и Элиас Торрес, вице-президент по инженерным разработкам, и их потеря стала очень весомой. Спустя неделю ушли еще двое: одним из них был Аттик, креативный директор, а другим «директор по UX-дизайну». Четыре ключевые фигуры покинули компанию прямо перед тем, как она собралась выйти на рынок. Барбара написала рассказ под заголовком «HubSpot теряет еще двух управленцев во время подготовки к ежегодной пирушке и IPO».

Спиннер возмутилась. Она потребовала, чтобы Барбара сменила заголовок и переписала статью, потому что, строго говоря, Аттик и другой паренек не были руководителями . Барбара ответила, что для нее они были вполне себе руководящими и, в любом случае, она занята, у нее дедлайн и нет времени ввязываться в дебаты по семантике со Спиннер. Троцкий знал, что я дружил с Барбарой и, покраснев от злости, позвонил мне. «Спиннер только что испортила отношения с влиятельным репортером. Барбара всегда хорошо к нам относилась. Теперь она никогда больше не будет о нас писать», – сказал он.

Когда я позвонил Барбаре и спросил ее по поводу произошедшего, она рассмеялась. Да, Спиннер была занозой в заднице. Может, она подумала, что, если как следует достанет Барбару, та уступит и сменит заголовок, опустив слово руководитель , только для того, чтобы Спиннер отстала от нее и оставила в покое. Барбара склонялась к тому, чтобы не любить пиарщиков в принципе, а особенно, когда те начинали объяснять ей, какие слова можно использовать, а какие нельзя. Но для Барбары все это было несущественно.

Это была предыстория. В тот день в новостях говорили, что Аттик присоединился к новой компании, а Boston Business Journal выпустил статью, где в заголовке он фигурирует как «бывший руководитель из HubSpot». Аттик выложил ссылку на статью на своей странице в Facebook. Там же я и отпустил шутку, имевшую столь значительные последствия. «Аттик, – писал я, – рад за тебя, но ты не руководитель . Я потребую корректировки!»

Это был прикол, понятный только своим, небольшая отсылка к стычке, о которой знало полдюжины людей во всем мире. В своем комментарии я упомянул Барбару. Помимо Аттика, это единственный человек за пределами HubSpot, которая поймет шутку.

Вот и все. Все. Я опубликовал свой маленький комментарий и продолжил листать новостную ленту.

Через несколько минут телефон дал мне знать, что пришло сообщение. Оно от Троцкого. Нам надо поговорить. Прямо сейчас.

В HubSpot объявлена боевая тревога, сообщил он мне. Все из-за моего комментария. Смертельная ошибка. Кое-кто его увидел – он не скажет кто – и доложил Спиннер, и теперь та взбесилась.

«Я просто удалю его», – ответил я, и быстро стер свой комментарий. Его нет. Эта маленькая шутка провисела в сети самое долгое тридцать минут, и ее не могло увидеть много людей. Большинство из тех, кто увидел, даже не понял, что она означает.

Но Троцкий по-прежнему твердил, что я сделал ужасную вещь. Спиннер в ярости. Она такую вонь подняла! Череп тоже взбесился. «Он велел передать тебе, что, по его мнению, это твой второй прокол», – говорит Троцкий. Первая черная метка была мне выписана, видимо, тогда, когда я раскритиковал Халлигана за его комментарий про седые волосы и опыт. «Ты не уволен, – грустил Троцкий, – но ужасно к этому близок. Это плохо».

Я ошарашен. Уволен? Правда? Из-за комментария на Facebook? Это бред.

«Я поговорю с Черепом и выясню, что он собирается делать, – сказал Троцкий. – Я тебе перезвоню».

Позже, в тот же день, Троцкий начал надоедать мне с тем, чтобы я ему позвонил. Я со своими детьми в это время находился в Six Flags, это был их последний день в Калифорнии, и мне бы очень хотелось сконцентрировать свое внимание на них, но Троцкий настаивал на том, чтобы поговорить немедленно. Я все еще отходил от нашего разговора, когда он сообщил, что я очень близок к тому, чтобы меня уволили. В начале второй половины дня мне попалась на глаза новость, что HubSpot подала заявку на IPO. Я понял, что, возможно, это и послужило причиной, почему все так взбудоражились. Мы договорились созвониться в четыре часа по моему времени, в семь часов по-восточному.

Я позвонил Троцкому из машины, медленно, с частыми остановками продвигаясь в потоке по шоссе 405. Уставшие дети расположились на заднем сиденье. Я надел гарнитуру, чтобы они не слышали, что говорит Троцкий. Думаю, им бы это не понравилось. Как я полагал, он собирался уволить меня, и если это так, я хотел, чтобы дети это не слышали. Я бы подождал с разговором до завтра, чтобы не пришлось все это обсуждать при них, но Троцкий все никак не мог успокоиться.

Он перечислял количество проблем, созданных моей шуткой, и утверждал, что это выставляет меня в дурном свете. Он говорил со мной официальным тоном. Кажется, что Троцкий тщательно подбирал слова, будто записал на бумагу все, что собирался сказать, и сейчас шел по списку. Вместо Троцкого, моего приятеля, парня с развязным чувством юмора, того, кто дружил со мной так, что на нас жаловались дамы из блога, нынешний Троцкий говорил со мной очень серьезным и официальным тоном, будто я совершил ужасное преступление против культа Оранжевых Людей, почти смертный грех, по меркам HubSpot.