Джозеф Стиглиц - Великое разделение. Неравенство в обществе, или Что делать оставшимся 99% населения?

В Европе неолиберальные идеи зашифрованы в базовой экономической структуре Евросоюза, и особенно еврозоны. Эти принципы должны были привести к большей эффективности и стабильности; предполагалось, что все выиграют от ускоренного развития, и никто не обращал внимания на то, как новые законы повлияют на неравенство.

В итоге это привело к меньшему развитию и большей нестабильности. В большинстве стран в Евросоюзе и до кризиса, и в еще большем масштабе после него ни бедные, ни средний класс не были благополучны. Моя книга разбивает многие ложные умозаключения идеологов рыночного фундаментализма и объясняет, почему политические меры, основанные на нем, постоянно терпят неудачу. Стоит все же более пристально взглянуть на то, как эти проблемы проявились в Европе.

Возьмем принцип мобильности рабочей силы. Предполагалось, что он приведет к эффективному распределению рабочей силы и что есть условия для воплощения его в жизнь. Однако из-за высокого уровня задолженности в некоторых странах молодые люди могут перестать выплачивать долги своих родителей, лишь переехав; налоги от выплат по этим долгам вызывают неэффективную миграцию.

Или возьмем принцип свободного движения товаров в сочетании с отсутствием налоговой гармонизации [128] Согласование различных систем налогообложения, в том числе согласование видов применяемых налогов, шкал налоговых ставок, льгот и т. п., между независимыми государствами или территориями одной страны. – прим. пер. . Компании (и физические лица) стимулируются к переходу в юрисдикции с низким налогообложением, из которых они могут отправлять свои товары куда угодно в пределах Евросоюза. Местоположение основано не на том, где производство максимально эффективно, а на том, где самые низкие налоги. Это, в свою очередь, провоцирует ухудшение положения бедных, создавая не только давление на налогообложение для капиталов и корпораций, но также и уменьшая зарплаты и ухудшая рабочие условия. Бремя налогообложения ложится на рабочих. А с таким уровнем неравенства, связанным с неравенством капиталов и доходов корпораций, общее неравенство доходов (после уплаты налогов и отчислений) неизбежно возрастает.

Так называемый принцип одного рынка, по которому банк, регулируемый любым европейским государством, может работать где угодно внутри ЕС, в сочетании со свободной мобильностью капитала стал одной из самых худших политических мер неолиберализма. В предкризисные годы мы видели один из его аспектов: финансовые продукты и депозиты в недостаточно регулируемых странах вызывали опустошение в других; страны местонахождения юридического лица не могли исполнять свои обязательства по защите граждан и экономики. По тому же принципу идея о том, что рынки эффективны и что правительство не должно вмешиваться, привела к решению не вторгаться в рост пузыря недвижимости в Ирландии, Испании и США. Но рынки периодически были объектом неоправданного оптимизма и пессимизма: они были излишне оптимистичны в годы после введения евро, и деньги текли в недвижимость в Испании и Ирландии; сегодня они излишне пессимистичны, и деньги утекают из этих стран. Отток денег еще сильнее ослабляет экономику. А принцип одного рынка обостряет проблему: достаточно просто для жителя Греции, Испании или Португалии перевести свои евро на счет в немецком банке.

Банковская система, как и другие аспекты европейской экономики, искажена. Это не единое игровое поле. Уверенность в банках основывается на возможности выручить депозиторов банка, если дела пойдут плохо, и это именно тот случай, когда мы позволили банкам стать еще больше и торговать сложными, непрозрачными финансовыми продуктами, почти не поддающимися оценке. Немецкие банки превосходят испанские просто потому, что есть большая уверенность в том, что Германия сможет спасти свои банки. Существуют скрытые субсидии. Но это снова приводит к порочному кругу: так как деньги уходят из страны, экономика ослабляется, что подрывает уверенность в способности правительства спасти банки страны, что увеличивает отток капитала.

Есть и другие основы европейской экономики, которые усугубляют нынешние проблемы Европы: европейский Центральный банк сфокусирован исключительно на инфляции (в противопоставление США, где его круг обязанностей включает в себя развитие, занятость и финансовую стабильность). Глава 9 объясняет, почему подобная концентрация на инфляции приводит к большему неравенству. Но различие в обязанностях Центробанков особенно вредит Европе теперь, когда США понизили ставку процента буквально до нуля, а Европа нет, и евро стал сильнее, чем был бы, если бы этого не произошло, что ослабляет экспорт и усиливает импорт, приводя к еще большей безработице.

Фундаментальная проблема с евро состоит в том, что оно исключило два критически важных механизма регулирования в случае событий, произошедших с некоторыми странами, но не произошедших с другими: процентная ставка и механизмы курса валют, – и ничего не поставило на их место. Еврозона не является тем, что экономисты называют «зоной оптимальной валюты», группой стран, успешно разделяющих общую валюту. Когда страны сталкиваются с потрясением, они могут подкорректировать ставку процента. Это действительно и для подобных стран, вроде США и Канады; процентная ставка у обеих стран сильно различается. Но евро ограничивает регулирование.

Некоторые предлагают альтернативу регулированию валютного курса в виде понижения всех зарплат и цен внутри страны. Это называется внутренней девальвацией . Если бы внутренняя девальвация была простой, то золотой стандарт не поставил бы барьер перед корректировкой в период Великой депрессии. Приспособиться через реальное повышение стоимости своей валюты проще для стран вроде Германии (как это делает сейчас Китай), чем для иностранных торговых партнеров через реальное обесценение своей валюты. Реального же повышения стоимости валюты можно добиться путем инфляции. Проще получить умеренную инфляцию, чем соответствующий уровень дефляции. Но Германия была к этому невосприимчива.

В итоге реальный валютный курс Германии настолько же низкий, как и в Китае: в Германии положительный торговый баланс (как в Китае), а ее торговые партнеры (вроде Испании) испытывают внешнеторговый дефицит. Когда существуют такие факторы, страна с положительным торговым балансом виновата точно так же, как и страна с дефицитом, и урегулирование должно происходить там, где его проще воплотить. Эта идея была изложена всем миром в обсуждениях Китая. Китай отреагировал, и это привело к исключительно высокому повышению реального валютного курса с 2005 года. В Европе же необходимое урегулирование не произошло.