Джозеф Стиглиц - Великое разделение. Неравенство в обществе, или Что делать оставшимся 99% населения?

Разумеется, учитывая избыток природных ресурсов, в Австралии должно быть гораздо большее равенство. В конце концов, природные ресурсы страны должны принадлежать всем гражданам, а доходы с них обеспечивают источник прибыли, который можно использовать для уменьшения неравенства. Природная рента по высоким налоговым ставкам не вызывает неблагоприятных последствий, чего нельзя сказать о налогообложении сбережений или работы (запасы железной руды и природного газа не могут перейти в другую страну без налогообложения). Но коэффициент Джини в Австралии – стандартный показатель неравенства – на треть выше, чем в Норвегии, стране, богатой ресурсами и успешно управляющей своим благосостоянием, разделяя его среди всех граждан.

Некоторые могут задуматься, действительно ли Эбботт и его правительство понимают, что произошло с США. Осознает ли он, что с тех пор, как началась эра отмены контроля и либерализации в 1970-х годах, рост американского ВВП заметно снизился, а то развитие, которое происходило, в основном вознаграждало лишь богатейших? Знает ли он, что до этих «реформ» в США не было финансового кризиса, который теперь стал обычным явлением по всему миру, в течение полувека, и что отмена контроля привела к раздутому финансовому сектору, привлекающему многих талантливых молодых людей, которые иначе могли бы посвятить себя более продуктивной карьере? Финансовые инновации сделали их безумно богатыми, но поставили Америку и весь мир на грань разорения.

Государственные услуги в Австралии вызывают зависть по всему миру. Ее система здравоохранения приводит к лучшим результатам, чем система США, за меньшие деньги. В ней присутствует программа займов на образование с зависящей от последующего дохода долей выплат, позволяющая заемщикам растягивать свои выплаты на более длительные сроки при необходимости; если их доходы окажутся относительно низкими (например, потому, что они выбрали важную, но низкооплачиваемую работу в области образования или религии), государство спишет часть долга.

Контраст с США ошеломляет. В США студенческие займы, на данный момент в сумме превысившие 1,2 триллиона долларов (долг больший, чем по всем кредитным картам), становится бременем и для выпускников, и для экономики. Провальная американская финансовая модель образовательной системы – одна из причин, по которым среди развитых стран в Америке самое низкое равенство возможностей, а жизненные перспективы молодого американца больше, чем в других странах, зависят от доходов и образования его родителей, а не от его собственных.

Взгляды Эбботта на высшее образование также подталкивают к предположению, что он, очевидно, не понимает, почему лучшие университеты США добиваются таких успехов. Вовсе не ценовая конкуренция и не жажда наживы делают Гарвард, Йель или Стэнфорд столь значимыми. Ни один из лучших университетов Америки не является коммерческим институтом: все они имеют либо государственную, либо частную поддержку, исходящую в значительной степени от их выпускников и фондов. У них, конечно, существует и конкуренция, но иного толка. Они стремятся к всеобъемлемости и многообразию. Они конкурируют за дотации на научные исследования. Недостаточно регулируемые коммерческие университеты Америки превосходят другие в двух областях: способности к эксплуатации молодых людей из малообеспеченных семей, облагая их высокими сборами и не давая взамен ничего ценного, и способности выступать за получения государственных денег без контроля и продолжать свои эксплуатационные действия.

Австралия должна гордиться своим образцовым успехом. Весьма печально, если недопонимание того, что произошло с США, и сильная доза идеологии заставят лидеров Австралии пытаться чинить то, что вовсе не сломано.

Шотландия рассматривает вопрос о независимости, в связи с чем некоторые политики вроде Пола Крюгмана ставят под вопрос ее экономику. Рискнет ли Шотландия уровнем жизни или падением ВВП ради независимости? Конечно, риск есть в любом действии: останется ли Шотландия в Соединенном Королевстве, или Соединенное Королевство покинет Евросоюз – в любом случае будет предполагаться наличие большого риска. И если Шотландия останется в Великобритании, а Великобритания будет продолжать политику, которая уже привела к росту неравенства даже при слегка более высоком ВВП, уровень жизни большинства шотландцев может упасть.

Сокращение государственной поддержки образования и медицины может поставить Шотландию перед неприятным выбором – даже если у нее появится свободный выбор, на что тратить деньги.

Но на самом деле, для любой формы нагнетания страха, по сути, нет особых оснований. Крюгман, например, предполагает, что экономики сильно различаются в масштабах: согласно его мнению, небольшая экономика с меньшей вероятностью будет успешна. Однако независимая Шотландия все еще будет частью Европы, а большой успех Евросоюза состоит как раз в создании большой экономической зоны.

Кроме того, небольшие страны вроде Швеции, Сингапура и Гонконга процветают, в то время как гораздо большие страны этим похвастаться не могут. Здесь куда важнее преследовать верные политические цели.

Другой пример того, что имеет мало значения, – валюта. Есть много вариантов устройства валютной системы, которые приводят к успеху. Шотландия может продолжить использовать фунты – с позволения Англии или без него.

Из-за того, что экономики Англии и Шотландии настолько схожи, общая валюта может привести к лучшим результатам, чем евро, даже без общей бюджетной политики. Но многие малые страны смогли ввести собственную валюту – с плавающим курсом, привязанную к валюте другой страны или регулируемую.

Основная проблема, стоящая перед Шотландией, состоит в другом. Очевидно, что в стране существуют более-менее единые взгляды на страну, общество, политику, роль государства и ценности вроде справедливости, равенства и возможностей, хотя не каждый в стране согласится с однозначными политическими мерами при должном их рассмотрении.

Однако видение и ценности Шотландии отличаются от тех, что доминируют на южной границе. В Шотландии бесплатное высшее образование для всех; в Англии же сборы со студентов заставляют и без того ограниченные в средствах семьи брать кредиты на образование.

Шотландия неоднократно указывала на свою приверженность государственной службе здравоохранения. Англия неоднократно делала шаги к приватизации. Некоторые отличия имеют долгую историю: даже 200 лет назад грамотность среди мужского населения Шотландии была на 50 процентов выше, чем в Англии, а ее университеты взимали за образование в десять раз меньше, чем Кембридж и Оксфорд.