Ханна Фрай - Hello World. Как быть человеком в эпоху машин

Следователи приняли решение проверить вручную все отпечатки пальцев, добытые в тех двух районах, которые выделил компьютер. Начали с Миллгарта, но исследование картотеки с отпечатками пальцев в местном отделении полиции не дало результата. Перешли к Киллингбеку, и после девятисот сорока часов работы с архивом наконец узнали имя — Клайв Баруэлл.

Сорокадвухлетний Клайв Баруэлл имел жену и четверых детей, а в промежутке между своими нападениями успел отсидеть в тюрьме за вооруженное ограбление. Теперь он работал дальнобойщиком и по роду своей деятельности постоянно колесил по стране. Но жил он в Киллингбеке, а в Миллгарт частенько наведывался к матери — эти два района и отметил алгоритм [298]. По одному только фрагменту отпечатка нельзя было с уверенностью идентифицировать его, но проведенный впоследствии тест ДНК подтвердил, что все эти чудовищные преступления на его совести. Полиция нашла, кого искала. В октябре 1999 года Баруэлл предстал перед судом. Ему назначили восемь пожизненных сроков подряд [299].

Когда все закончилось, Россмо смог проанализировать работу своей программы. Она не назвала имени Баруэлла, но показала на карте районы, которыми полиции следовало заняться. Если бы в распоряжении полицейских был алгоритм, который позволил бы им на основании места жительства подозреваемых расположить их в приоритетном порядке для проверки отпечатков пальцев и проб ДНК, они доставили бы гораздо меньше неудобств ни в чем не повинным гражданам. Для того чтобы выследить Клайва Баруэлла, достаточно было бы обработать данные трех процентов жителей района [300].

Алгоритм, безусловно, оказался эффективным. Нашлись у него и другие достоинства. Ему несвойственны те перекосы, о которых шла речь в главе “Правосудие”, потому что он всего лишь упорядочивает имеющийся список имен. Кроме того, он не может поставить под сомнение продуктивную разыскную работу или забрать себе слишком много власти, а просто повышает КПД расследования, поэтому вряд ли окажется, что ему будут чересчур доверять.

Вдобавок это чрезвычайно гибкий алгоритм. После операции “Рысь” его использовали больше трехсот пятидесяти агентств по борьбе с преступностью во всем мире, в том числе американское ФБР и Королевская канадская конная полиция. Его аналитические функции применимы далеко не только к расследованию преступлений — та же программа помогла по карте очагов вспышек малярии в Египте выявить стоячие водоемы, в которых расплодились комары [301]. Один из моих аспирантов в Университетском колледже Лондона, зная, где применялись самодельные бомбы, пытается с помощью той же программы выяснить, где их изготавливают. А группа лондонских математиков даже попробовала выследить неуловимого художника стрит-арта Бэнкси по расположению его граффити [302].

Слава богу, такие преступления, как серийные нападения с применением насилия, изнасилования и убийства, когда геопрофилирование оказывается особенно эффективным, происходят не каждый день. На самом деле великое множество правонарушений не требует такой специфической методики розыска, как в деле Клайва Баруэлла. Для того чтобы алгоритмы умели расследовать разными методами не только особо тяжкие преступления, им понадобились бы различные исходные географические данные. Нужно было бы дать им представление обо всем городе в целом. Характерную картину для каждой улицы и каждого закоулка — тот ритм жизни, который любой патрульный чует нутром. Джек Мейпл, по счастью, располагал такими данными.

Карты будущего

В восьмидесятых годах прошлого века надо было дважды подумать, прежде чем воспользоваться нью-йоркским метро. Неуютно там было. Стены размалеваны, вагоны пропахли застарелой мочой, платформы усеяны шприцами, того и гляди ограбят. Ежегодно в метро жертвами убийц становились в среднем двадцать ни в чем не повинных человек — в этом подземном мире вы чувствовали себя, словно в каком-нибудь неблагополучном районе.

В это неспокойное время Джек Мейпл служил в полиции. Только недавно его повысили до лейтенанта транспортной полиции, и за годы службы ему порядком надоело лишь реагировать на правонарушения, тогда как надо было бы бороться за снижение уровня преступности. Состояние неудовлетворенности привело к рождению блестящей идеи.

“Я вычертил на стене в пятьдесят пять футов все станции нью-йоркского метро и все до единого поезда, — рассказывал Мейпл в интервью в 1999 году. — Потом цветными карандашами отметил все места тяжких насильственных преступлений, крупных краж и ограблений. Отметил раскрытые и нераскрытые преступления” [303].

Казалось бы, ничего особенного, но карты, нарисованные на оберточной бумаге цветными восковыми карандашами, для своего времени оказались новаторскими и получили название “Карт будущего”. Никто до сих пор не пробовал взглянуть на преступность под таким углом. Но когда Мейпл отступил на несколько шагов назад и окинул взглядом весь криминальный город, ему стало ясно, что он видит картину совершенно в новом ракурсе.

“Возникает вопрос: почему? — сказал он. — По каким таким причинам в некоторых районах преступления идут одно за другим?” В те годы каждый звонок в полицию обрабатывался как отдельный инцидент. Если вы позвонили в полицию и сообщили, что поблизости устроили разборки наркодилеры, но, завидев полицейского, те быстренько смылись, никто не пытался уловить связь между вашей жалобой и другими сигналами, поступившими оттуда, куда они переместились. А по картам Мейпла можно было точно указать те места, где сложилась криминогенная обстановка, то есть он мог приступить к разбору причин. “В этом районе есть торговый центр? Не потому ли здесь происходит столько карманных краж и ограблений? А школа? Возможно, поэтому в три часа начинаются всякие неприятности? Нет ли где-то рядом заброшенного дома? Не потому ли тут процветает торговля наркотиками?” [304]

Анализ этих вопросов позволил начать борьбу с преступностью в городе. Поэтому в 1990 году, когда нью-йоркскую транспортную полицию возглавил Билл Браттон, человек прогрессивно мыслящий, Мейпл показал ему свои “Карты будущего”. С их помощью они вместе решили сделать так, чтобы в метро всем стало спокойнее [305].

Браттон высказал свою собственную отличную идею. Он понимал, что нормальной работе подземки очень мешают попрошайки, скачущие через турникеты “зайцы” и те, кто справляет в метро нужду. Приоритетными в работе полиции для Браттона стали не ограбления и убийства, хотя серьезных преступлений в подземке тоже хватало, а эти мелкие правонарушения.

В его решении была двойная логика. Во-первых, если все антиобщественные явления в самых неблагоприятных районах жестко пресекаются, общество получает четкий сигнал о недопустимости криминальных действий любого рода, и есть надежда изменить ситуацию, которую люди привыкли считать “нормальной”. Во-вторых, среди безбилетников гораздо чаще попадаются уголовники, способные на более тяжкие преступления. Если задержать их при попытке пройти в метро без оплаты, у них не будет такого шанса. “Мы прижали безбилетников и таким образом сумели остановить опасных вооруженных преступников уже у турникетов, раньше, чем они могли попасть в метро и устроить там погром”, — сказал Браттон газете Newsday в 1991 году [306]. Стратегия оказалась успешной. Полицейский контроль становился более продуманным, а метро — более безопасным. С 1990 по 1992 год благодаря картам Мейпла и тактике Браттона число тяжких преступлений в метро уменьшилось на 27 %, а серьезных краж — на треть [307].